* * *

Бхишма действительно был человек слова. На следующий же день, на открытом собрании, он так сурово отчитал слепого царя, что тот согласился отдать Юдхиштхиру то, что принадлежит ему по праву. Дхритараштра объявил дрожащим голосом, что разделит королевство и отдаст Пандавам большую часть, оставив своему сыну меньшую часть. За занавеской, где я сидела вместе с другими женщинами, я едва сдерживала свое ликование, осознавая, какую роль я сыграла в таком удачном для меня и моих мужей повороте событий. (Я решила, что сделаю все, чтобы мои мужья узнали о моем успехе.) Но Кунти, которая знала слепого короля лучше меня, сжала губы. И оказалась права. На следующий день мы узнали, что он отдал моим мужьям Кхандав — наиболее пустынную и необитаемую часть царства, оставив Хастинапур для своего Дурьодханы. Младшие Пандавы хотели оспорить такую несправедливость, но Юдхиштхира сказал:

— Неужели не лучше жить в своем собственном доме, даже если это пустыня? Кроме того, это возможность сделать что-то из ничего. Показать, что мы чего-то стоим.

Дхритараштра поспешно провел церемонию коронацию Юдхиштхиры, а потом быстро нас выпроводил. Наверное, он боялся, что мы передумаем уходить.

— В конце концов, — сказал он Юдхиштхиру, — теперь твоя задача управлять твоими собственными подданными.

— Каких подданных он имел в виду? — спросил Бхима, когда мы садились в большую разукрашенную колесницу, которую царь подарил нам на прощание. — Кобр или гиен?

Мы уехали незаметно. Лишь небольшая свита сопровождала нас. (Кхандав пользовался плохой репутацией среди слуг.) К моей радости, мы оставили Кунти во дворце. Не знаю, что Бхишма извлек из нашего разговора у реки, но он убедил ее — а только он мог это сделать, — что путешествие будет слишком трудным. Прощаясь у ворот дворца, она выглядела пораженной, потому что ее сыновья уезжали жить своей жизнью без нее. На фоне огромных дверей ее фигурка была такой маленькой, что я устыдилась своего торжества. Но не надолго. Возможно, из мести, Кунти настояла на том, чтобы я оставила Дхаи-ма с ней.

— Она составит мне компанию, пока я не смогу присоединиться к вам, — сказала она. Я не могла перечить ей и потому не стала возражать.

На третий день колесница, которая оказалась не самым лучшим транспортом для пустыни, развалилась на разбитой и неровной дороге. Мы остались посреди пустыни одни, среди зарослей кактусов. Но, к моему удивлению, несколькими часами позже к нам присоединился Кришна. (Как он узнал, что нам потребуется помощь?) Он привез с собой солдат, еду, шатры и несколько крепких коней. Он, казалось, совсем не был удивлен происходящим. Кришна тепло поприветствовал меня, но так коротко, что я не успела ему ничего сказать из всего того, что накопилось у меня. Наблюдая, как он едет впереди и обменивается шутками с Арджуной и Бхимой, я испытывала счастье и досаду. И завидовала своим мужьям. В прошлом, когда бы он ни появлялся, Кришна уделял все внимание мне. Почему сейчас все было иначе? Только потому что я стала женой? Желание из моего детства, с которым, как я думала, было покончено — быть мужчиной — вновь проснулось во мне, когда я смотрела, как они хлопают друг друга по спине. Я безжалостно прогнала его. Жить желаниями глупо. Хорошо это или плохо, но я была женщиной. Я должна найти женский способ заставить его заметить меня.

Ландшафт изменился. Деревья стали мелкими. Под нашими ногами земля сделалась желтой и запахла гнилью. Я сидела боком за Юдхиштхирой на большом черном боевом коне. Я не могла поверить, каким изменениям подверглась моя жизнь, так же как и тому, что я помогла осуществиться нашей новой судьбе. Если бы несколько дней назад кто-нибудь сказал мне, что я избавлюсь от Хастинапура и буду путешествовать с моими мужьями и Кришной в мое новое королевство без свекрови, я бы сошла с ума от волнения. Но реальность обычно не так блестяща, как наши мечты. Юдхиштхира был не лучшим наездником, и животное, почувствовав неуверенность моего мужа, дергало поводья, поднималось на дыбы, брыкалось и останавливалось, когда хотело. В промежутке конь скалил зубы и пытался укусить моего мужа за руку. Я утешала себя тем, что Юдхиштхира — хороший человек. Добродетель, снизошедшая на землю, называли его. Нельзя ожидать от него, что он будет еще и мастерским наездником.

Мы жили в таком изменчивом мире. Вчера я была во дворце, сегодня — в пути, а завтра — кто знает, где я окажусь? Может быть, я найду дом, который ускользал от меня всю мою жизнь. Одно было ясно: течения истории подхватили меня и стремительно увлекали вперед. Сколько воды я проглочу, прежде чем меня выбросит на берег?

И тут меня поразила мысль: с каждым мгновением я удалялась от Карны. Возможно, я никогда больше его не увижу.

В памяти я услышала Дхаи-ма — и, возможно, потому что мне не хватало ее грозной любви, я решила, что она права.

— Это лучшее, что могло случиться с тобой, — сказала она.

Лес вокруг нас все еще горел, когда мужья позвали меня в шатер, служивший нам домом с тех пор, как мы прибыли в Кхандав. Я решила не обращать внимания на братьев. Я чувствовала раздражение и злобу, занимаясь приготовлением простого походного ужина. Наше окружение — солдаты, в большинстве своем мало чем могли мне помочь. К тому же на душе у меня было неспокойно. Я постоянно слышала крики животных, хотя прекрасно понимала, что они мне только кажутся. В окрестностях Кхандава не осталось ни одного зверя с того момента, как Арджуна поджег лес. Тем, кому повезло, успели убежать, остальные погибли.

Ветер развеял пепел по земле. Дым разъедал глаза и горло. Я искала Кришну, который куда-то исчез. Мужья разговаривали с мужчиной, которого я никогда не видела раньше. Откуда он появился? Он присел на корточки и нарисовал палкой линии. Я не могу сказать, что они обозначали. Незнакомец был невысокого роста, коренастый, одет в шелка. Мочки ушей, оттянутые кольцами из кости и золота, свисали до плеч. Повернувшись спиной, он невозмутимо вглядывался вдаль. Можно было подумать, что я была не царицей этих земель, а незваным гостем.

— Подойди, Панчаали, — сказал Юдхиштхира, приглашая меня сесть рядом на деревянную доску.

Когда я присоединилась к нему, он неуверенно обхватил меня за плечи. Братья, смущенные, отвернулись. Думали ли они, что на следующий год один из них так же сможет обращаться со мной?

Лучше было не думать об этом.

Арджуна прислонился к колеснице, его лицо залилось пурпурной краской.

— Уважаемая госпожа, — сказал он, обращаясь ко мне очень официально. — Это Майя.

Он смотрел на столб дыма, виднеющийся вдалеке. Злость, которую он испытывал из-за моего замужества, до сих мучила его, хотя он настолько тщательно ее скрывал, что только я догадывалась о ней. Если я разговаривала с Арджуной, он отвечал вежливо и односложно. Если я приближалась к нему, он обязательно находил причину, чтобы удалиться. Иногда, когда он не знал, что я пристально наблюдаю за ним, его лицо замирало, и взгляд его был похож на взгляд человека, охваченного ревностью. Я видела, что он ненавидел себя за это чувство.