Затем в их жизни появился Бхишма с его громким, львиным смехом. Он катал их на плечах и прятал в своей комнате конфеты, чтобы они их искали. Он рассказывал им чудесные, страшные истории по ночам. Он хвалил мальчиков за их первые достижения, которые Кунти не замечала, и покупал игрушки, не хуже тех, что были у Дурьодханы. Когда Кунти лупила их за непослушание, а Бхишма тайком намазывал мазью их ссадины. Как могли не любить его?

Любовь. Ни один аргумент, даже самый веский, не может сравниться с этим словом. Я завидовала Бхишме за то, что мои мужья так привязаны к нему. Но он помог мне понять кое-что о Пандавах, кое-что очень важное. Детский голод — это голод на всю жизнь. Неважно, какими известными и сильными они стали, мои мужья всегда будут мечтать о том, чтобы о них заботились. Им нужно знать, что они заслуживают любви и заботы. Если кто-то внушит им это чувство, они привяжутся к этому человеку навсегда.

Я ухватилась за это знание, как путешественник в пустыне хватается за камень с золотыми прожилками, на который он случайно набрел, зная, что придет время, когда этот камень обретет ценность.

* * *

Дедушка велел возничему отвезти нас к уединенному участку реки, недалеко от Хастинапура. Я сидела, напряженная, в своем углу и жалела о том, что рядом со мной нет Дхаи-ма. Я хотела взять ее с собой, но Бхишма отослал ее. Я слишком стар, чтобы нуждаться в дуэнье, дорогая! Он так смеялся, что его волосы, спадавшие на плечи, волновались, как вода в ветреный день.

Мы начали прогулку. Дикие цветы цвели вдоль реки, круглые и желтые, с черными сердцевинами, а кое-где встречались груды белых камней. Даже я, предпочитающая сады дикой природе, отметила их странную несимметричную красоту. Купола дворца, казавшиеся еще ярче на расстоянии, сверкали на фоне багровеющего неба. Я не могла отвести глаз от пенящегося потока реки. Как много событий здесь произошло. Одни младенцы тонули, другие были спасены.

Когда я об этом подумала, я представила подпрыгивающую в бурлящей воде корзину с ребенком в золотых доспехах. Он не плакал. Проплывая мимо нас, он открыл глаза и уставился на меня, хотя, без сомнения, новорожденный не смог бы этого сделать.

Бхишма посмотрел на меня проницательным взглядом:

— Что такое, внучка?

— Мне показалось, я видела… — сказала я и замолчала, покачав головой. Это было слишком сложно объяснить. Я боялась быть излишне откровенной.

Но Бхишма понимающе кивнул.

— Река хранит многие воспоминания. Она предлагает тебе те, которые ты больше всего хочешь узнать. Но она коварна, как ее течения. Иногда она показывает тебе то, что ты хочешь видеть, а не то, что было на самом деле.

Он ждал ответа, но меня спасла группа местных женщин, несущих большие корзины на головах, появившаяся впереди на дороге. Когда они узнали дедушку, их охватило возбуждение.

— Бхишма Питамаха! — закричали они восторженными голосами. — Дедушка!

Должно быть, он часто здесь гулял, потому что они не удивились, увидев его, и, к моему изумлению, не выказывали благоговейного страха. Они предложили Бхишме маленькие зеленые бананы из своих корзин и спросили о его здоровье, поинтересовавшись, как его подагра и помогли ли травы, которые они ему давали. Он спросил женщин о детях, которых он знал по именам, и дал несколько серебряных монет. Позже он поделился бананами со мной. Плоды были недозревшими, они вязали во рту, но Бхишма невозмутимо сжевал несколько штук.

Женщины рассматривали меня с большим любопытством. Когда мы прошли мимо, они собрались под деревом мадуки и стали показывать пальцем и хихикать, разговаривая на местном диалекте. Мне показалось, они сказали «пять»? Ты уверена? Пять! В их глазах была зависть. Но я могла ошибаться. Это могло быть сочувствие.

* * *

Не то чтобы я сомневалась в любви дедушки к Пандавам и ко мне, или в его обещании беречь их всю жизнь. Но что, если придет время, когда ему придется выбирать между этой клятвой и другой, более старой, с которой он прожил всю жизнь: защищать Хастинапур от всех врагов?

Человек с благими намерениями, любила говорить Дхаи-ма, опаснее, потому что он верит в правильность того, что делает. По мне, так любой мошенник лучше.

* * *

— Моя мама, — сказал Бхишма, — называла меня Деваврата.

— Твоя мама? — я так удивилась, что проговорилась. — Но я думала…

Он улыбнулся.

— Что мой отец вырастил меня в одиночку? Не совсем, хотя так он предпочитает рассказывать. Она держала меня при себе, пока мне не исполнилось восемь. Это были, пожалуй, мои самые счастливые годы. Она научила меня всему, что я знаю. Она до сих пор иногда приходит ко мне, здесь, в реке, если у меня серьезные проблемы или когда мне нужно знать ее мнение.

Я не знала, как понимать эти слова. Он имел в виду в буквальном смысле то, что сказал? Или река успокаивала его разум, помогая думать? В его обветренном лице читалась мальчишеская тоска. Я чувствовала, что он не часто такое говорит. Вопреки моим убеждениям, это заставило меня немного смягчиться, так, что когда он спросил, как мне Хастинапур, я ответила ему правду:

— Мне не очень хорошо во дворце. Слишком много людей в нем ненавидят моих мужей. Он никогда не будет моим домом.

Бхишма разгладил свою бороду. Я подумала, что обидела его. Но, наверное, он знал, что такое, когда тебя ненавидят, потому что сказал:

— Вам нужен собственный дворец. Я должен был раньше подумать об этом. Я поговорю с Дхритараштрой. В любом случае сейчас самое время, чтобы он назвал наследника королевства.

По дороге домой я спросила его немного застенчиво:

— Ты говорил своей матери обо мне?

— Да, — ответил Бхишма. — Но она сказала, что ты — большой огонь, способный осветить нам путь к славе — или уничтожить весь наш род.

Во рту у меня внезапно пересохло. Снова, когда я меньше всего этого ожидала, я услышала пророчество Вьясы, преследовавшее меня.

— Почему она это сказала? Как я могу уничтожить великий дом Куру и зачем мне желать этого, если я сама его часть?

Бхишма пожал плечами. Казалось, он не придал значения моим словам.

— Не знаю. Она любит дразнить меня загадками. Не смотри так испуганно. Иногда то, что она говорит, не нужно понимать буквально.

Его небрежное добродушие успокоило меня.

— Я тоже знаю похожего человека, — сказала я с иронией, и я внезапно поняла, как давно не видела Кришну.

Бхишма засмеялся своим сильным, радостным смехом.

— Они невозможные, не правда ли? Они сводят тебя с ума, но жизнь без них немыслима.

Когда он помогал мне подняться в колесницу со своей старомодной галантностью и говорил мне, что мы должны вскоре прогуляться еще, я почувствовала, что стена между нами исчезла. Я подумала, что каким-то необъяснимым образом я понимаю его лучше, чем люди, которые провели всю свою жизнь рядом с ним. Мне было приятно довериться Бхишме. Таким образом я расслабилась, позволив ему проникнуть в мое сердце. Тогда я еще не знала, что однажды горько пожалею об этом.