Я уже проходила это, всего полтора месяца назад. Я не хотела повторения, но меня о желаниях никто не спрашивал… Чувство утраты, безвозвратной потери нахлынуло на меня с неумолимостью океанской волны, топя сознание в пучине. Это была не истерика, это был вселенский ужас, который скрючил моё тело, заставляя его корчиться от нервных судорог, с которыми не мог справиться мой разум. Дыхание сбилось, как от быстрого бега и вырывалось из груди со стоном. Слёзы заливали глаза. Мне хотелось умереть прямо здесь, на этой опавшей листве в чужом страшном лесу.

Холод, вспоровший тело, привел меня в чувство. Я подняла заплаканное лицо, встретившись с суровым взглядом Горация, делавшего вид, что сидит на пеньке.

— Прорыдалась? — спросил он с издёвкой.

Лицо призрака выражало такое презрение, что мне стало до жути обидно за себя.

— Ты чёрствый, бездушный человек, — всхлипнула недовольно. — Зачем опять в меня полез?

— Ты больше ни на что не реагировала! — не меняя ни тона, ни выражения лица, сообщил мне хранитель. — И не лез я в тебя, больно надо! Так, по периферии прошёлся.

— Спасибо, — буркнула обиженно, хотя правильнее надо бы было рассыпаться перед ним в благодарностях. Но женская натура соткана из противоречий. Моя — не исключение.

— Спасибом не отделаешься… — нагло заявил призрак. — Рассказывай, что с тобой произошло?

— Я не знаю, как это объяснить. Мне показалось, что я умерла, — я посмотрела на него с такой надеждой. Мне хотелось, что бы хранитель сказал мне что-то такое, что сразу бы развеяло все мои сомнения, вселило в душу оптимизм.

— О! Моя королева, — простёр он ко мне руки, — я опечален, что ты потеряла веру. Я скорблю вместе с тобой о прекрасном человеке, который волею злого рока, покинул родной мир и оказался в столь ужасном, столь неприятном месте, — теперь призрак заломил руки в страстном порыве. — Я готов отдать за тебя свою призрачную душу, но я ведь лишь твое отражение в этом мире. Твоими эмоциями я живу, твоей силой поддерживаю своё существование. Ведь я оторван от своего, предназначенного мне места, и лишь малая его толика…

— Погоди, — прервала я его пафосный монолог, — ты, о чём сейчас говорил?

— Успокоилась? — как ни в чём не бывало, осведомился наглый призрак. — Высморкайся, и пошли дальше!

— Куда, дальше?! — огрызнулась на это бесчувственное существо. — Я его не чувствую!

— Так это он, что ли умер? — спросил хранитель осторожно.

— Гораций!!! — меня снова начало колотить, но теперь от злости. — Убирайся, помощник хлоров! Обойдусь как-нибудь без твоего ДРУЖЕСКОГО участия! Поддержал, называется, утешил! Царской водки тебе на завтрак! Спасибо!

Мне ужасно захотелось вынуть его булыжник из рюкзака и запулить в первый, попавшийся на пути овраг, или пруд. Пусть рыб охраняет, а меня не надо!

Что бы как-то сбросить клокотавшую во мне ярость, я принялась курочить арбалет, который до сих пор зачем-то тащила с собой. Старое дерево треснуло и разломилось на несколько частей. А посреди щепок я увидела монеты, выпавшие из тайника.

— Вот так Пьетро, — усмехнулась невесело, подкидывая на ладони деньги, — от напарника прятал или от жены? Судя по тому, что Якобо не прихватил с собой арбалет… всё-таки от напарника. А ведь Цинга выглядел гораздо глупее, чем Кариес! Вот и доверяй первому впечатлению после этого!

Монеток оказалось десять штук. Четыре серебряные и шесть медяков. Не знаю, насколько я теперь богата, но купить хлеба точно смогу.

Немного повеселев от приятной находки, снова тронулась в путь, придерживаясь прежнего направления. Зова не чувствовала, но надеялась, что это временно. Ведь Вольф мог не отвечать, потому что элементарно спал в это время… Вообще-то, его молчанию я придумала много причин, от вполне безобидных, как сон, до самых ужасных, о которых говорить и думать не хотелось. Для сохранения собственного спокойствия и ясности ума, в голове прокручивала только безобидные варианты. Например, телепортировался, и не хочет меня с верного направления сбивать. Или в расчёты углубился, и не реагирует на внешние раздражители. Или спит… Мда… А план менять не стоит, ведь направлялась к маркизу Фармазотти, значит и надо к нему идти.

Город Пьянчо меня поразил до глубины души, хотя, на что я могла тут надеяться? Серый, грязный, вонючий. Невысокие, максимум трёхэтажные дома с наглухо, даже днём, закрытыми ставнями, навевали тоску. Мрачные, ушедшие в себя люди со сгорбленными спинами, сновали по кривым улочкам, напоминая крыс. Даже дети в этом городе не смеялись и не играли. На чумазых мордашках застыла гримаса вечного голода и страдания. Но что больше всего поразило меня, так это печать вырождения на лицах людей. Напавшие на меня разбойники тоже имели эти признаки, но по двум лицам было трудно сделать какой-либо вывод. А вот когда практически все, встреченные горожане имели одинаковые, тупые физиономии, мне сделалось по-настоящему страшно.

Что бы слиться с этой массой, мне пришлось приложить много усилий. Во-первых, как не было мне противно, пришлось нацепить на голову жуткий чепчик. Юбку я надела с меньшим содроганием. Плащ на их фоне смотрелся просто сногсшибательно. Во-вторых, мне тоже пришлось горбиться, что было жутко неудобно. Для облегчения своей участи стала опираться на палку, прихваченную ещё в лесу. Помогало не очень, но на имидж работало хорошо. Сутулиться надо было ещё и оттого, что рост слишком явно выделял меня из толпы. Недомерками тут были практически все. Мужчины моего роста встретились лишь дважды. И, судя по дорогой одежде, они были аристократами. Но, если мой средний рост был для этого мира чем-то выдающимся, то, как же тогда воспринимают Вольфа? Гигант, не иначе! Зато теперь я знаю, как расспрашивать людей о нём. Мужчин с ростом метр девяносто в этом мире, скорее всего, немного.

Теперь мне предстояла следующая фаза активного поиска — расспросы. Лучше всего информацию получать в трактирах, кабаках и на постоялых дворах. До гостиниц местный сервис, скорее всего, ещё не дорос.

Я покрутила головой в поисках необходимых мне заведений и чуть не расплакалась от досады.

Говрюшка-то у меня есть, а вот Почиташки нет! И как я должна понять, что написано на аккуратной вывеске, украшенной странной картинкой, на которой змея обвилась вокруг чаши, явно спуская в неё яд из раззявленной пасти? Зелёный змий приглашает вас испить хмельного зелья? Или в этом заведении любой может напиться в усмерть? Мда…

Следующая вывеска, снабжённая эмблемой, была для меня так же непонятна и загадочна. Колесо от телеги, практически в натуральную величину, мерно покачивалось на толстой цепи.

Мастерская по починке телег? Тогда где возницы со сломанными повозками? Магазин запасных частей и комплектующих для гужевого транспорта?… Хлор поймёшь этих средневековых жителей! Совсем другой менталитет.

Тут моё внимание привлекла изящная кованая эмблема, изображающая двух, вставших на дыбы, единорогов. Если бы лесной хозяин не твердил тогда с настойчивостью про этих животных, может быть сейчас я и прошла мимо. Но слишком свежи были воспоминания. Я решила не гадать, а заглянуть внутрь данного заведения. Чуда не произошло. Чугунные единороги не указали мне точной дороги к мужу, но зато я значительно пополнила свой бюджет, обменяв ещё одно украшение на местные деньги. Сухонький старикашка не только купил у меня кольцо, но и любезно посвятил в некоторые аспекты местных нравов и обычаев. Так заведение со змеем на чаше оказалось аптекой, а трактир располагался с ней рядом. Разумеется, я не могла и подумать, что, сидящее на пеньке, тощее животное с крупной головой, выпиленное из дерева и прикреплённое к той вывеске, это гордый лев на кастрюле. Просто у пенька, то есть у кастрюли, ручки отвалились. Так же он мне объяснил, что на медяк я могу сытно пообедать, а за серебро целую неделю жить на постоялом дворе в самой лучшей комнате, да ещё на полном пансионе. И, что самый пристойный для одинокой молодой путешественницы постоялый двор, находится в двух кварталах отсюда, и называется 'Синий фазан'. О высоком мужчине он, к его и моему сожалению, ничего не слышал. Но один факт вселил в меня надежду. Маркиз Фармазотти, к которому я так стремилась попасть, был, по словам старика, тоже немалого роста.