Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не имея власти разогнать казаков, приказчик позвал Завадского в избу. Там, присев на дубовую скамью за стол, у сального огарка сломал печать и прочитал послание Мартемьяна Захаровича.
– Чаю у нас ли он аще? – произнес Бартов, скользя убегающим взглядом к мутному оконцу.
– Посмотрим?
Приказчик хитро улыбнулся.
– А ты, стало быть, и есть тот Филипп?
– Стало быть и есть.
Лицо Завадского не выражало никаких эмоций. Бартов поиграл длинными пальцами и вскочил.
– Ладно, идем.
Вышли на улицу, приказчик кликнул какого-то Петра. От толпы отделился худощавый развязный солдат со связкой ключей, неохотно вразвалочку пошел впереди. На улице за Завадским неотступно следовали Антон, Данила и Филин. Их хорошая одежда, вооружение, крепкий, уверенный и в то же время спокойный вид производил впечатление на казаков – они поглядывали на Завадского с уважительным интересом.
Филипп верно угадал в пристройке застенок. Внутри он оказался больше, чем выглядел снаружи. Низкий потолок, пол земляной, покрытый грязным истоптанным сеном. Двери окованы железом, но решеток нет, в полумраке каземата Завадский не сразу увидел тела на полу. Солдат принес лучину. Два тощих, испуганных подростка, и какой-то сильно избитый солдат. Все в тяжелых кандалах.
– Чудо, еже давеча в град свезти не успели. Киргизы саранчовыми тучами по дорогам летают. Продыху нет. – Сказал приказчик и кивнул солдату на одного подростка. – Расковай энтого.
– Ты Егор Амвросиевич? – спросил Завадский у подростка.
Тот кивнул, испуганно моргая.
– Домой едешь.
Солдат схватил парня за шкирку поставил на ноги, тот покачнулся и едва снова не упал, как только сняли кандалы.
Второй подросток, видя, что происходит заскулил:
– А я? Меня заберите! Егорка, за меня попроси боярина!
– Твой друг? – спросил Завадский.
Парень кивнул. Завадский увидел, что он дрожит. Вероятно их били или сильно напугали.
Завадский оглянулся на приказчика. Тот елейно улыбнулся.
– В повестье токмо об одном писано. Не держи обиды, любезный, но тебя я не знаю, а просьба Мартемьяна Захаровича почитай исполнена. Запирай казаматку, Петька!
– Подожди! – Завадский взял за локоть приказчика, отвел его в темный угол, заговорил. Приказчик слушал с улыбкой. Потом Филипп поманил Данилу, забрал у него мешочек с деньгами и передал его Бартову. Улыбка того стала шире.
– А ну раскуй и другова, Петька! – крикнул приказчик солдату, убирая кошель за пазуху. – Сведалось, не раскольщики то, а холопы Мартемьяна Захарыча.
– И кто же ты таков, Филипп? – спросил Бартов у Завадского, когда они вышли на свет из мрачной избы. – Чернец – не чернец, не купец, не крестьянин и не служилый, сказал бы немец – ан нет, видал я их, бывают промеж них толмачи грамоте зело ученые, а все неровно толкуют. Ты же чудно молвишь, ан ровно. Кто же ты?
Завадский впервые услышал здесь этот вопрос и задумчиво посмотрел в лицо приказчику. Взгляд того опять уплывал на сторону.
– Я почитай сибиряк.
Бартов понимающе кивнул и улыбнулся.
– Слыхал як сказывают? В Сибирь по нужде али по воле, от грехов старых. Ведаешь понеже?
Завадский еще раз глянул на приказчика и устремил прищуренный взгляд на верхушки сосен вдали.
– Понеже матушка Сибирь прошлого не помнит.
– Верно, – согласился приказчик.
В этот момент оглушительно засвистели дозорные на башне – те самые Патрик и Анисим.
Следом за свистом, раздался душераздирающий крик:
– Степняки-и-и!
– Сколько?! – тут же в ответ заорал Бартов и сорвался с места, одновременно махая толпе казачков.
– Тьма! На приступ валом идут!
Свисты раздавались со всех башен, одна за другой.
Тут Завадский понял, что давно уже слышит какой-то гул, который нарастая превратился в топот множества копыт и понял, конные атаки – это страшно. И хотя на их пути частокол (виденный ров и насыпь с остатками деревянного «чеснока» он в расчет не брал – курам на смех) Завадскому не верилось, что пускай и высокий, и толстый, но все же деревянный забор станет серьезной преградой человеческому уму и намерению.
И все же он оказался надежен – простой частокол, основа крепости русских острогов. Благо никаких пушек степняки не имели. С разных сторон застучало – это особенно забеспокоило солдат и приказчика – они активнее забегали. Из арсенала казак охапкой вынес мушкеты, которые расхватали в мгновение ока. Завадский слабо представлял, что будут делать невидимые пока степняки, чтобы взять острог. Представлялось, что ставить какие-то лесенки и пытаться по ним взбираться как в битве за Хельмову Падь во «Властелине колец», который они смотрели с дочерью, однако как выяснилось – киргизы со всех сторон бросились рубить топорами стены, прикрываясь от башенных обламов щитами.
– Подсобляйте, чернецы! – крикнул раскольникам рослый казак, видимо пятидесятник, проталкивая шомпол в дуло длинной пищали, которую легко удерживал одной рукой. – Коли ворвутся, помирать все будем!
Раскольники поглядели на Завадского, тот коротко кивнул.
– Под Чулымкой берите мост, справа враз под вашу десятку. Наперво воды лишат.
– Пороху дай, казак!
– С арсеналу майте!
Казаки толпились на угловых башнях, стреляли вниз и по диагонали вдоль стен. От трескучих залпов едко пахло порохом и подымались дымные облака. Со стороны Чулыма тоже струился дым – подожгли острожью стругу. В это время раздался вопль – с центральной башни свалился Патрик, пронзенный стрелой в глаз, и дико кричал, корчась на земле. Под дозорной было жарче всего. Некоторые казаки швыряли с верхних мостов через частокол заранее приготовленные булыжники. Видимо не очень продумано. Уже двоих таких метателей скосили стрелы.
Завадский забрался на верхний мост, где отбивались его староверы и выглянул за частокол, хотя его сразу же аккуратно рукой отодвинул Данила. Он поразился тому, что успел увидеть – всю прибрежную кромку от Чулыма до рва заполонили озверелые азиаты. Они гораздо ловчее, чем русские управлялись с конями, ловко носились на них, стреляя на ходу из лука. Стрелы при этом летели со страшной стремительностью и со свистом, словно пущенные из арбалета. Одна воткнулась в опору моста рядом с рукой Завадского и загудела,