Это, на первый взгляд, стройное объяснение, по сути опирающееся на анализ психологии сталинского поведения, в частностях расходится с фактами, открывшимися в результате архивных разысканий. Появление исторического романа В. Яна в списке кандидатов изначально было инициировано не Сталиным, а Храпченко, который, как уже отмечалось, внес имя писателя в проект постановления из‐за «выдающихся качеств» его текста. Предложение это вождь в итоге поддержал. Очевидно, Симонов не мог знать всех деталей премиального процесса, поэтому предложенная им точка зрения — всего лишь догадка, пусть и основанная на опыте многолетнего общения со Сталиным.

Из четырех рекомендованных кандидатов по разделу поэзии в итоговом списке остались только Н. Тихонов (премия первой степени с формулировкой «за поэму „Киров с нами“, стихи „В лесах, на полянах мшистых“ (sic!), „Растет, шумит вихрь народной славы“ (sic!) и другие») и С. Маршак (премия второй степени; формулировка Храпченко сохранилась). Первая премия Тихонова стала фактом своеобразного «включения» так называемой «ленинградской темы»[562] в пространство официального советского искусства[563]. Кандидатуры Рыльского и Чиковани в постановление внесены не были.

По разделу драматургии премий первой степени удостоились К. Симонов (за пьесу «Парень из нашего города») и А. Корнейчук (за пьесу «В степях Украины»). Премию второй степени присудили С. Вургуну (за пьесу «Фархад и Ширин»). Самой показательной правкой стало исключение из окончательной редакции списка кандидатуры А. Толстого, которого Храпченко выдвигал на премию первой степени. На первый взгляд «благодатная», выигрышная историческая тема оказалась провальной с позиции идеологии, серьезно мутировавшей в начальный период войны. Несколькими годами позже Толстой напишет в «Краткой автобиографии»:

Я верил в нашу победу даже в самые трудные дни октября — ноября 1941 г. И тогда в Зименках (недалеко от г. Горький, на берегу Волги) начал драматическую повесть «Иван Грозный». Она была моим ответом на унижения, которым немцы подвергли мою родину. Я вызвал из небытия к жизни великую страстную русскую душу — Ивана Грозного, чтобы вооружить свою «рассвирепевшую совесть»[564].

Ил. 8. Толстой А. Н. Иван Грозный. М.; Л., 1942. Пометы, сделанные Сталиным. РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 3. Ед. хр. 350. Л. 2.

Фрагмент «Орла и орлицы» был напечатан в «Литературе и искусстве» 21 марта 1942 года. Вероятно, на основании знакомства партработников с этим фрагментом и было принято решение повременить с премированием Толстого. Отдельным изданием пьеса вышла уже после публикации постановления о Сталинских премиях, во второй половине апреля — начале мая 1942 года (подписана к печати 16 апреля), в издательстве «Искусство» тиражом в 200 экземпляров. Доподлинно известно, что Сталин очень внимательно ознакомился с этим изданием[565], оставив пометы на трех из 64 страниц пьесы; на задней обложке он четырежды написал слово «Учитель»[566].

28 апреля 1942 года, уже после прочтения пьесы Сталиным, секретарь ЦК и начальник ГПУ Красной армии А. С. Щербаков направил ему записку, в которой дал однозначную оценку толстовскому тексту:

Комитетом по Сталинским премиям в области литературы и искусства была выдвинута для присуждения Сталинской премии за 1941 г. пьеса А. Н. Толстого «Иван Грозный».

При разборе пьесы представление ее для присуждения Сталинской премии было отклонено как по формальным признакам (пьеса не напечатана, ни в одном театре не была поставлена, советская общественность ее не знает, критика о ней не высказывалась и т. д.), так и по существу, ибо пьеса извращает исторический облик одного из крупнейших русских государственных деятелей — Ивана IV (1530–1584 гг.).

Однако, в случае с пьесой А. Н. Толстого «Иван Грозный» вряд ли следует ограничиться лишь отклонением ее для представления к Сталинской премии.

Дело в том, что пьеса «Иван Грозный» писалась по специальному заказу Комитета по делам искусств, после указаний ЦК ВКП(б) о необходимости восстановления подлинного исторического образа Ивана IV в русской истории, искаженного дворянской и буржуазной историографией[567].

Главным упущением Толстого Щербаков считал ложное представление о фигуре «крупнейшего, талантливого государственного деятеля, собирателя русского государства». Партфункционер требовал запретить постановку пьесы в советских театрах и ее публикацию в печати. Вскоре в «Литературе и искусстве» вышла упомянутая выше статья самого Храпченко, в которой тот присоединялся к мнению Щербакова. Все это в совокупности с отказом в постановке пьесы сподвигло Толстого на переработку текста осенью 1942 года. Писателю быстро дали понять, что он верно понял «правила игры»: 10 января 1943 года на заседании Политбюро был утвержден проект указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении Толстого орденом Трудового Красного Знамени[568] за подписью Калинина и Горкина. Вторая часть «драматической повести» была написана в начале 1943 года, однако, как отмечает В. Перхин,

попытки провести пьесы на сцену, обращаясь к Щербакову и Храпченко, были безуспешными. Толстой, конечно, понимал, что его истинный противник в борьбе за «духовную высоту» литературы — Сталин. На него и нужно было воздействовать[569].

2 июня 1943 года Толстой напишет Сталину письмо[570], в котором попытался отстоять собственный взгляд на фигуру Грозного. Но ему не удастся убедить адресата, поэтому вплоть до 2 октября он будет занят переработкой «Трудных лет»; текст пьесы[571] будет отправлен Сталину 16 октября. 24 ноября Толстой еще раз напишет вождю с просьбой о помощи[572] (ср.: «благословите начать работу в театрах»). Вскоре «желание» Толстого будет исполнено, Сталин «поможет». 6 марта 1944 года в Малом театре с большим успехом состоится премьера пьесы в постановке И. Судакова, которого вскоре подвергнут жесткой критике и снимут с должности художественного руководителя и главного режиссера (спектакль исключат из репертуара[573]). В начале 1945 года выйдет иллюстрированное издание драматической повести в двух частях. Почти через месяц, 23 февраля, Алексей Толстой скоропостижно скончается. Такой окажется плата за оказанную ему «помощь».

Сталинские премии по литературе за 1942 год: «Эстетический ренессанс», или Тоска по высокой культуре

К концу 1942 года война окончательно трансформировалась в элемент повседневного существования людей, стала одной из схем социального поведения. Иначе говоря, она сделалась бытом «советского человека». Однако теперь этот быт не воспринимался как нечто чужеродное, привнесенное в былую «нормальность». Война стала новой «нормальностью»: она настолько сильно травмировала массовое сознание[574], настолько глубоко проникла в культурный опыт людей, что вызвала необратимые изменения не только на ментальном уровне, но даже на уровне самоидентификации. Именно тогда начался необратимый процесс формирования новой, как ее назвал Л. Д. Гудков, «негативной идентичности»[575]. В начале февраля 1944 года А. Сурков