И вдруг, совершенно неожиданно, во мне возникает чувство, похожее на зависть. Впервые в жизни мелькает мысль: а может, успех и признание — это не так и плохо?

— София, хочешь с ним сфотографироваться?

— Нет, спасибо! Поможете мне с такси?

Пора уезжать — кажется, я теряю остатки разума.

— Без проблем, я ведь обещала!

Мы отходим в сторону. Анна достаёт телефон и вызывает для меня машину.

Попрощавшись и еще раз поблагодарив её за помощь, я выхожу на улицу. Дожидаюсь такси, но облегчённо выдыхаю лишь оказавшись около дома Майера: я справилась!

Теперь — точно справилась.

Открываю дверь, оставляю сумку с книгами на диване в гостиной и бегу на второй этаж.

Закрывшись в ванной, снимаю одежду и рассматриваю повреждения. Кроме неровных розовых пятен по всему телу, замечаю на плече большую красную вмятину от сумки. Наверное, будет синяк. Но ничего, переживу.

Принимаю душ, переодеваюсь, ложусь в постель и мгновенно засыпаю…

Просыпаюсь через час от звонка будильника.

Мне уже гораздо лучше. Концерт в кирхе начинается через сорок минут — пожалуй, всё-таки туда схожу.

Одеваюсь и спускаюсь вниз — Марка всё еще нет. Ну и замечательно.

Иду на кухню, готовлю сэндвичи с лососем, ужинаю и выхожу на улицу.

Сумерки уже сгустились над Хёхстом, но людей вокруг стало больше. Открылись ресторанчики, за столиками на улице слышны разговоры и громкий смех, вкусно пахнет едой, и я снова, как и в день прилёта, чувствую странное радостное возбуждение.

Успеваю в Юстинускирхе как раз к началу концерта. Купив в кассе билет, направляюсь в зал и сталкиваюсь с Корой.

— Ой, София, ты пришла! Я так рада! Тебе дали программу концерта?

Цветастый вязаный свитер сменился цветастым вязаным платьем, а в остальном Кора осталась прежней — улыбчивой и милой. Может, мне тоже стоило надеть платье? Я ведь брала его с собой на всякий случай. То самое, купленное для корпоратива.

— Да, — показываю ей листок.

— Чудесно! Тогда увидимся после концерта! Сейчас мне нужно бежать.

— Ты тоже тут выступаешь?

— Нет, что ты! — Кора звонко смеется. — Мне до этого далеко, хотя дедушка и папа здесь играли. У нас все в семье музыканты, позже расскажу, если захочешь. А пока иди, занимай место, последние ряды еще свободны.

Я захожу в зал, но присаживаюсь не сразу. В таком соборе я впервые, хочется рассмотреть детали, чтоб потом собрать их в памяти как пазлы. Верчу головой по сторонам: кафедра, ажурные готические хоры, барельефы, листья на капителях массивных колонн…

Но вдруг огромное пространство заполняют звуки органа и остальное как будто теряет смысл. Пространство и время, прошлое и будущее, победы и поражения — всё растворяется в этих завораживающих звуках.

Я пришла сюда из любопытства.

Я считала, что классическая музыка — не для меня.

А оказалось, она просто ждала часа, чтобы вырваться наружу под сводами этого древнего собора, и захлестнуть меня, как Аква Альта[5], но не нанести вреда, а дать возможность очиститься и увидеть другой мир. Мир, где все слова прозрачны и бесхитростны, где тёплое свечение в хрустальных каплях люстр и хрустальная колкость воздуха, и сопричастность всему, и надежда, и спасение.

Не помню, как присаживаюсь на скамью. Не помню, сколько длится концерт и не сразу понимаю, когда он завершается. Люди уходят, а я не могу сдвинуться с места. Опускаю голову и вдруг — от восторга или от осознания необратимости момента, от возбуждения или от отчаяния, что этот прекрасный вечер мне было не с кем разделить, — из глаз начинают литься слезы.

Наверное, я на самом деле дурочка. Глупая София, которую не просто потрогать, но просто расстрогать.

Я достаю платок и вытираю слезы, шмыгая носом. Затем медленно поднимаюсь со скамьи, разворачиваюсь… и вижу Марка Майера.

Он стоит неподалёку — и смотрит на меня, но как-то странно: кажется, что во взгляде мелькает растерянность. Правда, длится это недолго: через пару секунд выражение лица становится привычным: жестким и немного презрительным. А еще через пару секунд он оказывается рядом.

— Ты что тут делаешь?

— Как это? Я…

Договорить он мне не дает: берет за локоть и подталкивает к двери.

— Ч-что за…

— Потом поговорим. На выход, быстро!

Однако вытолкнуть меня на улицу он не успевает — останавливается от звонкого оклика.

— Марку-у-ус! Марку-у-ус!

— Ох, чёрт! — бормочет Марк.

Поворачиваю голову — и вижу Кору: она бежит в нашу сторону. На плече — большая бесформенная сумка со странными рисунками — нечто среднее между Климтом и картинками из индийского эпоса. Светлые волосы рассыпались по плечам, на подбородке — след от фломастера. Приблизившись, Кора округляет глаза.

— София? Маркус, так вы… вместе? София — твоя девушка? Вот так дела! — она трет переносицу и вдруг начинает смеяться.

«Меня зовут Кора Майер», — всплывает в голове. Так эта девушка — родственница Марка? Но почему она называет его Маркусом? И почему смеётся?

— Кому рассказать — не поверят! — давясь смешками, сообщает Кора. — Представляешь, София, я как раз собиралась познакомить тебя с нашим Маркусом. Говорю ему: встретила такую девушку милую, она бы тебе подошла. А вы, оказывается, вместе! Но Маркус — почему ты сразу ничего не сказал?

Не дожидаясь ответа, она наклоняется к моему уху, будто желая поведать тайну, и шепчет: — Зато понятно, почему он отказался прийти в гости — вам не до этого! Ох, София, я так рада! Могу поспорить, я знаю, как ты в него влюбилась. Когда услышала его игру, да?

Чувствую, что лицо начинает гореть.

— Кора, — голос Майера становится ледяным. — Мы уже уходим. До свидания.

Только сейчас замечаю, что он до сих пор держит меня за локоть.

— Может, вы всё-таки придёте в гости? Например, завтра вечером?

— Нет. Завтра мы уезжаем.

— Ладно. Тогда обещай, что вернетесь на Рождество. София обязательно должна попробовать райбекухен[6] и яблочный снег!

— Ничего обещать не стану.

— Маркус, ты ужасный человек! — Кора слегка цокает языком и делает обиженное лицо.

Марк без единого слова разворачивается к выходу и тянет меня за собой, но от этой девушки так просто не избавиться.