Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Привет, красавица!
Он нежно улыбнулся, устраиваясь в кресле. Я хотела улыбнуться в ответ, но не смогла себя заставить.
– Прости, что так долго. Давно ждешь?
Пока он управится – один час, а предстоящего разговора, о котором Ричард еще не знал, – два дня.
– Не очень, – в конце концов определилась я с ответом. Включила зажигание, но прежде чем я успела запустить двигатель, Ричард вдруг наклонился и повернул ключ обратно.
– Эй, что за спешка? – Он распахнул объятия. – Детка, иди же сюда.
Когда-то, совсем недавно, эти слова заставили бы меня довольно улыбнуться и прильнуть к нему. Я попыталась воскресить в памяти это чувство, когда он меня обнял и начал целовать, пользуясь тем, что все разъехались и парковка находится в нашем распоряжении. В присутствии учеников и их родителей Ричард, конечно же, никогда бы на такое не решился.
– Боже, детка, как я по тебе соскучился! – пробормотал он, не отрываясь от моих губ. Он целовался, к счастью, не замечая, что я не слишком активно участвую в процессе.
Вскоре, правда, он уловил мою сдержанность, потому что отстранился и спросил:
– Все хорошо? Ты как будто… не со мной.
«Ты даже не представляешь, насколько прав», – подумала я, а сама покачала головой, изобразив фальшивую улыбку. Затевать разговор прямо под камерами школьного видеонаблюдения совершенно не хотелось. Я уже выбрала идеальное место – и оно не здесь.
– Устала, – призналась я, не слишком кривя душой. – Плохо спала последние дни.
Ричард крепко меня обнял.
– Это потому что меня не было рядом, – сообщил он, многозначительно понижая голос. – И сегодня мы все исправим.
К счастью, я как раз уткнулась лбом ему в плечо, так что он не заметил мою скептическую гримасу.
Хотя Ричард за время поездки накопил немало забавных историй, сначала он очень подробно расспросил о родителях, прежде чем перейти к своим анекдотам. Такая внимательность пробудила сомнения: такой заботливый и ласковый, как он мог совершить подлый поступок?
Рассказ о том, как он с двумя другими учителями распробовал местное пиво и случайно сломал замок на двери своей комнаты, был в самом разгаре, когда Ричард заметил, что я проезжаю мимо его квартиры.
– Эй, Эмма, ты пропустила поворот!
Я на миг отвела взгляд от дороги:
– Думаю, нам сначала стоит уединиться в тихом местечке.
Он недоуменно приподнял брови.
– А что, в моей квартире недостаточно тихо?
Мне хотелось ответить правду: «Нет, ведь я собираюсь на тебя наорать, не переживая при этом, что кто-нибудь вызовет полицию».
Но вслух сказала:
– Я подумала, что ты захочешь развеяться после долгой поездки: размять ноги, немного прогуляться…
– Вообще-то я хочу горячий душ и нежный массаж, – с надеждой заявил Ричард.
Увы, не судьба.
– Ну же, Ричард, – настаивала я, надеясь, что выбрала правильный тон. – Давай прогуляемся, совсем чуть-чуть.
Несколько секунд он пристально на меня глядел, после чего откинулся на спинку кресла, поджимая губы. Похоже, он начинал сознавать, что между нами не все прекрасно. Ура, свершилось…
Я направлялась к ущелью Фармен – весьма живописному уголку природы километрах в двадцати от нашего дома, излюбленному месту туристов и путешественников. Огромные сосны высились по обе стороны крутого скалистого ущелья. Маме на одной из ранних картин удалось запечатлеть, как слепящие лучики солнца пронзают кружевную паутину листьев.
Почти всю дорогу Ричард молчал. Покосившись на него, увидела: спит. Почему-то это дико меня разозлило. Когда мы добрались до небольшой стоянки возле ущелья, я вдавила тормоз чуточку сильнее, чем следовало, машину тряхнуло, и Ричард с недовольным ворчанием открыл глаза.
– Приехали, – заявила я, отстегивая ремень безопасности и оглядывая пустынную парковку. Мы были здесь одни. Вот и прекрасно. Значит, нам никто не помешает.
Ричард уставился сквозь лобовое стекло на приветственную вывеску и недоуменно потер глаза:
– Ущелье Фармен? И что мы здесь забыли?
Не удостоив его ответа, я выбралась из машины и поспешила к началу тропы. Позади сыпался гравий – Ричард шел за мной, но я не останавливалась, заставляя его поторопиться. Он догнал меня и схватил за руку.
– Эмма? Да что с тобой такое?
Я молча покачала головой и ускорила темп. Лишь совершенно запыхавшись, я наконец повернулась к Ричарду лицом. Мы стояли на грунтовой тропинке: по одну сторону выстроились тесным рядом высоченные сосны, по другую был крутой скалистый обрыв глубиной метров тридцать – до самого дна ущелья. И теперь, когда пришло время, я вдруг поняла, что не знаю, с чего начать. Настоящее сумасшествие, ведь последние дни только и делала, что репетировала этот разговор.
– Эмма, что, черт возьми, случилось? Ты меня пугаешь!
Глубоко вздохнув несколько раз, я рискнула:
– Дело в Эми. – Я глядела Ричарду в лицо, но на нем отражалось лишь искреннее непонимание. Неужели я все-таки ошиблась?
– При чем тут Эми?
Порыв ветра взметнул с его лба прядь светло-русых волос. Мне захотелось протянуть руку и поправить ее. Или влепить ему пощечину. А может, и то и другое сразу. Я на всякий случай сцепила кисти в замок, не доверяя самой себе.
– Она кое-что сказала… перед смертью…
– В больнице?
– Нет, – покачала я головой. – На дороге, пока мы ждали «Скорую».
Вот! Реакция, которую я искала. На миг его глаза распахнулись, и он сглотнул.
– И что она сказала? – В голосе тоже слышалось нечто такое… может, и не вина, но как минимум тревога.
– Она просила прощения.
– За что?!
– Я надеялась, ты скажешь.
Он запустил руку в волосы, трепля их еще сильнее, чем это удавалось ветру.
– Я?! Она же твоя подруга.
– Правда?
Он в замешательстве уставился на меня, кажется, начиная сердиться.
– Что за идиотские вопросы? Ну конечно, подруга. Вы трое были как сестры. Все делали вместе, все друг другу. Я-то здесь при чем?!
– Ну, похоже, рассказывали мы далеко не все…
Он что, облегченно выдохнул? Надеется, я не поняла, в чем пыталась признаться Эми?
– Знаешь, я подумала, вдруг Эми переспала с кем не следовало?… – Я замолчала. Не ради драматической паузы, просто продолжать было слишком тяжело и больно. – Может… с тобой?
Я прокрутила в голове вариантов пятнадцать развития нашего разговора, начиная с этого момента. Однако к реальности оказалась не готова. Ричард застыл, и его бесстрастное лицо скривилось в гримасе боли.