Ну а дальше на моем пути по траншее там и сям начали попадаться и другие убитые наши – или сползшие на самое дно, как тот пулеметчик, или навалившиеся грудью на бруствер. Судя по похожим на командирские шинелям с каким-то буквенным кодовым сочетанием на цветных петлицах, большинство мертвецов действительно были какими-то пехотными курсантами.

По мере перемещения по траншее я чисто механически начал подбирать некоторые «полезные в хозяйстве» для меня, но уже абсолютно не нужные убитым предметы. Сначала я поднял с бруствера довольно качественную (наверное, командирскую) шапку-ушанку из светлой овчины с красной звездой, владельца которой (то есть покойника с непокрытой головой) вокруг не просматривалось. Я примерил – шапка оказалась как раз по мне, поэтому я торопливо убрал танкошлем в вещмешок и натянул «благоприобретенный» головной убор. Дальше, там где траншея делала небольшой поворот, рядом с одним из убитых курсантов я увидел винтовку «СВТ-40». Рассмотрел поближе – винтовка оказалась новенькой и даже с оптическим прицелом – «ПУ» или «ПУСВТ», кажется, так такие штуки назывались.

Конечно, «СВТ» на фоне привычного людям из нашего времени «калаша» зело длинна и тяжела, но для 1941 года это было более чем серьезное оружие. Тем более что, как я уже успел заметить, наши автоматы «ППД» или немецкие «МР-38/40» здесь под каждым кустом отнюдь не валялись.

В магазине «светки» оставалось два патрона, но еще с десяток нашлось в подсумках на поясном ремне убитого курсанта. Далее, перебегая по траншее все дальше в сторону леса, я смог насобирать у убитых еще десятка четыре винтовочных патронов, гранату «Ф-1» и пару магазинов для «СВТ», которые я выщелкнул из винтовок еще двоих встретившихся по дороге мертвецов (теперь немцам по крайней мере будет непросто воспользоваться этими винтовками, тем более что затворы из этих «СВТ» я тоже на всякий случай вынул и выбросил подальше).

Все найденное добро я рассовывал по карманам или кидал в вещмешок.

А потом в относительной близости от меня вдруг рванул тяжелый снаряд. Сотряс от ударной волны бросил меня на землю. И я даже подумал, что это, возможно, стреляют уже персонально по мне, хотя это и была явная чушь. Не дурные же они в самом деле, чтобы по одному человеку снаряд за снарядом кидать?

Скорее уж арийские сверхчеловеки банально страховались, стремясь по возможности добить тех, кто, по их мнению, мог выбраться из горящего «Т-35» и быть живым.

Я вскочил на ноги и побежал по тянувшейся среди деревенских огородов (неубранные кучки почерневшей от холода старой картофельной ботвы, мелькавшие там и сям, ни с чем не спутаешь) траншее в сторону леса.

Перебегая, на очередном повороте траншеи я буквально запнулся ногой о какой-то развязанный вещмешок, в котором оказались пара буханок хлеба и несколько банок консервов без всякой внятной маркировки. Я быстро завязал горловину этого очередного трофея и продолжил свое стихийное отступление. Должен признать, что бежать с двумя вещмешками на плечах и винтовкой в руках, да еще и в ватном обмундировании, было тяжеловато.

Нет, то есть «рояли в кустах» – это, конечно, хорошо, но все-таки по большому счету как-то не очень густо мне сегодня перепало. По-моему, если бы мое попадание сюда было бы кем-то тщательно спланировано, мне должны были достаться как минимум укороченный автомат воздушно-десантного образца с прорвой патронов да шоколадки и сгущенка, какие в это время клали в авиационные бортпайки. А с другой стороны – стоит ли в моем положении до такой степени губу раскатывать? Сильно наглеть тоже не стоит…

Между тем траншея наконец кончилась; поскальзывась и сползая обратно, я наконец вылез на бруствер.

Живых немцев в пределах видимости все так же не наблюдалось, а деревья начинались метрах в ста.

Я оглянулся назад, все еще смутно надеясь, что хоть кто-нибудь из моего героического экипажа выжил и сейчас бежит за мной следом. Но, увы – нет. Не было никого, только над продырявленными крышами Нижних Грязей тянулись уже ставшие черными дымы от горящего «Т-35» и уничтоженной нами перед этим немецкой техники…

Уже потом, в XXI веке, в одном «авторитетном» западнонемецком журнале «Kriegs-Geschichte» мне попалась статья некоего считавшегося известным в определенных кругах немецкого историка Oлафа Вурнхольца «Ziel-Moskay», откуда я неожиданно для себя узнал, что 20 октября 1941 года, оказывается, имел место эпизод, когда самому Гейнцу Гудериану было доложено о том что в «dorfer Nieder Schmutz» ворвался, «стреляя из всех орудий», русский танк. При этом словосочетанию «из всех орудий» Гудериан явно не поверил (а между прочим, зря) и даже назвал доставившего ему это донесение майора вермахта Фюльбера «идиотом» и «олухом царя небесного»…

Но тогда я всего этого еще, разумеется, не знал и продолжал со всех ног бежать к спасительному лесу. И я был уже примерно на полпути до крайних деревьев, когда за моей спиной опять рвануло – один или два тяжелых снаряда. Явный финальный привет персонально мне от товарища Гитлера…

Снаряд или снаряды всколыхнули воздух относительно близко. Меня не задело, и я не упал, но по ушам ударило столь сильно и резко, что на какое-то время я практически оглох, ощутив в носу явственный запах крови.

Стреляла дальнобойная еще или же нет, я уже не видел, а слышать разрывы я тоже не мог. Добежав (подозреваю, в данном случае «добежал» для меня означало скорее «дошел» или «доплелся», и со стороны все это выглядело именно так) до деревьев, я медленно пошел по лесу, пытаясь ориентироваться на ту сторону, откуда мы начинали свою атаку.

С ориентацией в лесу у меня, как и у всякого другого городского жителя, было плохо, поскольку какие-то еще видимые ориентиры (главный их которых – деревня и дымы над ней) я очень быстро потерял из виду. Наступив на кучу прелых листьев, я съехал на заду в какой-то неглубокий овраг и какое-то время брел по нему, не видя по сторонам вообще ничего, кроме корней деревьев. Потом догадался вылезти наверх, но это мало что изменило. Хождение по осеннему лесу – это вообще занятие не из приятных, а тем более если это отечественный лес и тебя, похоже, действительно контузило.

Сильно мутило и тянуло блевать, деревья вокруг двоились и троились в глазах, буквально за каждым кустом мерещились какие-то люди с оружием, а воображение послушно дорисовывало в мозгу облаву из эсэсовцев с овчарками на поводках, которая неотступно идет по моим следам. В какой-то момент мне даже показалось, что я слышу собачий лай, но легкое потряхивание головой показало, что в моих ушах стоял всего-навсего какой-то временами противно булькающий шум.

В довершение ко всему в какой-то момент и без того серое небо потемнело совсем и с него повалил густой мокрый снег.

Видимость резко ухудшилась (да что там – стала почти нулевой), и я, похоже, окончательно заблудился. Во всяком случае, довольно долго я, спотыкаясь, брел сквозь этот снег, который как-то не очень-то и таял, откровенно плутая меж деревьев и кустов.

Мне было все так же плохо, а шум в ушах стал перемежаться звоном. Наверное, в этот момент меня смог бы взять голыми руками любой недомерок.