Они очень хотели завести второго ребенка. Когда мне было восемь, мама родила мальчика, который прожил всего десять часов. После его смерти маме было очень больно, когда ей напоминали, что у нее вообще-то есть ребенок. Единственным ее желанием была тишина. Когда в средней школе моя учительница музыки сказала, что у меня есть голос, что мне следовало бы брать уроки вокала, мама отказалась из-за того, что не хотела постоянного шума в доме. Как-то раз, пытаясь остановить мое «бесконечное щебетание» (я задавала ей вопросы о ее детстве), мама сказала, что пора бы мне перестать столько болтать, а то, когда я вырасту и выйду замуж, в моем доме будут бесконечные ссоры. Самое смешное, что я ни разу не повздорила с мужем до тех пор, пока Лауре не исполнилось три года. Тогда он просто сказал: «Мне кажется, я больше этого не вынесу». А на следующий день ушел. Вот и все.

В конце концов я привыкла к тишине, которая исходила от моей матери и, словно дым, заполняла комнаты нашего дома и заглушала наши слова. Бóльшую часть времени я занималась тем, что пыталась исчезнуть в этом дыму. И все же я вспоминаю те ночи, когда лежала в кровати и молилась, чтобы пошел дождь. Я хотела услышать, как он, похожий на шквал аплодисментов, барабанит по крыше над моей головой.

Все изменилось для меня в тот день, когда родители разрешили мне одной поехать на электричке из Уайт-Плейнс, где мы тогда жили, на Манхэттен. Мне пришлось только пообещать, что я не заеду дальше Геральд-Сквер, где располагался универмаг «Мейси». Но сеть метро, которая была абсолютно простой, когда я ездила в Сити с мамой, оказалась безнадежно запутанной, когда я попыталась разобраться сама. Я села не на ту электричку на станции «Гранд-Сентрал», а потом пересела не на ту на Четырнадцатой улице и таким образом оказалась на Третьей Авеню. Улицы были практически пустынными. Я встретила всего несколько бездельников, которые печально толпились у каких-то дверей, и группки крутых с виду девиц, стоящих на углах улиц. Здания выглядели обветшалыми и запустелыми.

К тому времени, когда я достигла Второй Авеню, я уже не сомневалась, что здесь даже близко нет «Мейси». Подняв голову, я увидела газетный киоск с желтым навесом, на котором написали нечто непонятное: Gem Spa (было непохоже, что там внутри находятся драгоценности или гидромассажная ванная), а дальше по улице — магазин с черным навесом над тротуаром. Разноцветными буквами на нем было написано: «ЛЮБОВЬ СПАСЕТ ДЕНЬ». Витрина магазина представляла собой буйство цвета — всплеск эмоций в море серого и мрачно-красного кирпича. В витрине размещалась всякая экстравагантная одежда, лежали журналы, игрушки — одним взглядом трудно было охватить все и сразу. Я поняла, что это магазин подержанных товаров, и знала, насколько будет потрясена моя мать при мысли о том, что я могу купить ношеную одежду. Но на фоне металлической тишины улицы цветá этой витрины звучали так призывно, словно приглашали войти внутрь именно меня.

Я понесла в примерочную первое же снятое с вешалки платье, которое сшил некто по имени Биба. Платье было приглушенно-золотистым, с ромбовидным узором кремового цвета. С длинными, аккуратно расшитыми рукавами. Само же платье, как у кукол, было плиссированным от моей все еще плоской груди до самого низа, едва прикрывающего попу, поэтому, выйдя из примерочной, чтобы взглянуть на себя в зеркало, я залилась краской стыда.

— Ты должна его купить, — услышала я голос. На меня восхищенно смотрела девушка ростом полтора метра и весом, который едва ли дотягивал до сорока килограммов. Я предположила, что она на пару лет старше меня. Красавица-проказница с огромными орехового цвета глазами, курносым, как у кошечки, носом и таким крошечным ртом, что взгляд невольно притягивали ее глаза. Волосы у девочки были коротко и как-то неровно подстрижены, но эта небрежность казалась сознательной. Они были по большей части белыми с редкими прядями зеленого и розового цвета.

Девушка перехватила мой изумленный взгляд, коснулась розовых прядей и сказала: «Маниакальная паника». Позже я узнала, что «Маниакальная паника» — название магазина на площади Святого Марка, где продаются необычные лаки для волос в аэрозольных баллончиках. Однако в тот момент я понятия не имела, о чем она говорит. А девушка добавила: «Я хожу туда пару раз в неделю, чтобы Снуки побрызгал мне на волосы, но уже подумываю о том, чтобы перестать этим заниматься. Сейчас слишком многие так делают».

Я кивнула, потому что хотела выглядеть перед ней так, будто понимаю, что означают ее слова. Оказывается, здесь в Сити зародилась и расцвела пышным цветом новая модная тенденция. А я в своем Уайт-Плейнс об этом не знала — там ничего не менялось, только становилось еще мрачнее.

— Тебе точно стоит купить это платье, — повторила девушка.

— Не уверена, — ответила я. — Тебе не кажется, что оно слишком короткое?

Моя собеседница громко и неприятно засмеялась. Голос ее напоминал скрип цепной пилы: слишком грубый и шероховатый для такого юного и нежного создания. Сколько же понадобилось бессонных ночей с сигаретой во рту и попыток перекричать гремящую музыку, чтобы сделать его таким? Позже я услышала ее пение и узнала, насколько чарующим может быть ее голос, если она захочет.

— Подруга, это платье идет тебе больше, чем любая другая одежда, которую ты носила раньше. — Она улыбнулась мне, на щеках появились ямочки. — А мы с тобой даже не знакомы.

Я тоже засмеялась — по поводу абсурдности ее логики.

— Какую музыку ты любишь? — неожиданно спросила она.

— Как все, наверное. — Я попыталась придумать что-нибудь соответствующее действительности, пытаясь одновременно произвести на нее впечатление. — В последнее время чаще всего слушаю «Pet Sounds»[13]. — Я опять залилась краской, потому что разве можно произвести впечатление на такую девушку, упомянув «Pet Sounds» — альбом, который вышел еще в 1966 году, целых девять лет назад?

Она оценивающе посмотрела на меня.

— Мне кажется, ты хорошо поешь.

— Раньше пела, — ответила я. — Но родители были против.

На лице девушки отразилось понимание, и я увидела, что неосознанно прошла проверку, о которой даже не подозревала.

— Сегодня вечером я собираюсь на вечеринку, там будет много отличной музыки, — сказала она. — Больше такую нигде не играют. Ты должна прийти. Встретимся в полночь и пойдем вместе.

Я представила те непреодолимые препятствия, которые возникнут между мной и полуночным походом на вечеринку в Сити. Я еще никогда не ходила на тусовки, которые начинались в полночь. Вероятно, девушка почуяла неладное, поэтому спросила:

— Ты с родителями живешь? — Я кивнула. Сколько, она думает, мне лет? Я ждала, что она посчитает меня ребенком и потому не станет больше тратить на меня свое время, но она продолжила: — Слушай, позвони родителям и скажи, что ты на ночь останешься у подруги. Мы можем остаток дня провести вместе, если у тебя нет других дел. Я подыщу для тебя наряд.