— Не знаю… — я мрачнею. Способна ли я бунтовать? Способна воспротивиться? Способна подставить мать?

— Не знаю?! — ощущение, что я на корабле в океане, потому что прямо чувствую, что ветер поднялся слишком сильный и буря вошла в свои права. А всем этим управляет моя голубоглазая подруга: Богиня Ареса вернулась. Арина зла, — Я что, с трупом говорю? Эй, оболочка, верни подругу мою! — она делает глубокий вдох, а после берет меня за руку и пронзительно смотрит в глаза, — Хватит страдать, Тая. Нужно вылезать из этой… задницы!

— А что, если выхода нет? — внутри просыпается червячок безысходности и начинает грызть мою душу, пробираясь всё ближе и ближе к сердцу.

— Из каждой задницы есть выход. Даже если она дряхлая, целлюлитная, старческая и абсолютно не сексуальная! А твоя попка еще готова встретить приключения, —задумывается на секунду и хлопает себя ладошкой по лбу, — Черт, снова двусмысленно получилось. Но я серьезно, с этим надо что-то делать.

— Знаешь, каждый раз, когда мне кажется, что хуже уже не будет… — начинаю я.

— Да-да. Оно случается. Стандартная фигня. Но пока ты не возьмешь попу в руки и когтями скребтись не начнешь, не изменится абсолютно ничего, — она переводит дыхание для новой тирады, — Пожалуйста, Тая, это твоя жизнь. Твоя мама свой путь уже выбрала. Ты не можешь нести ответственность за взрослого человека. Вот как люди с зависимостью.

— Но моя мать не наркоманка.

—А в чем разница? Она как бабочка, летящая на огонь. Есть же женщины, которые всю жизнь причитают, жалуются, но уходить не хотят. Каждый строит свою судьбу. Ты не можешь жертвовать собой!

Несколько минут мы просто молчим, но думаем об одном. И я прихожу к тому, что Арина права. Кислородную маску сначала надевают на себя, а потом на ребенка. Может, пора уже начать дышать?

— Ладно, пошли на пару. Опоздаем, — предлагаю, собравшись с мыслями.

— Что у нас сейчас?

— Аналитика. Ты до сих пор не проснулась?

— Ааа, Мистер Секс! Не настроилась ещё на учебную волну, — щелкает она пальцами, —ну пойдем-пойдем. Кстати, а ты с мамой не говорила?

— А какой смысл? — пожимаю плечами, — Даже заикаться не буду.

— И правильно. К тому же, если ты все-таки начнешь действовать, она ничего не заподозрит.

— Так говорить неправильно, но, знаешь, иногда мне кажется, что мамин мозг настолько атрофирован, что скажи я ей прямо о делах отца, о той грязи по поводу денег, она ответит стандартно: «Не опорочь фамилию Жаровых!», — тяну нараспев, пародируя, — Словно всё лишь ради того, чтобы он был доволен, — закатываю глаза. Да, я её осуждаю.

— Думаешь, это привычка или страх? —спрашивает Аринка, усаживаясь на пустое место во втором ряду.

— Думаю, тут глубже, — задумываюсь, выкладывая на стол конспекты, — Она просто не знает другого.

— Как ты? — склоняет голову на бок, нахмурившись.

— Нет. Я узнала тебя, Марка, твоих родителей. А мама, наверное, уже и не помнит, даже если когда-то и чувствовала любовь.

В аудитории было шумно от разговоров, сейчас же все молчат, и мне ненужно смотреть на дверь, чтобы понимать: Марк здесь. Его приветствуют тишиной.

— Всем доброе утро. Для начала у меня объявление: близится конференция и мне нужен студент, хорошо знающий предмет.

— А какой предмет, Марк Валентинович? — кричат откуда-то сверху.

— Мой предмет, Голубев. Ты к кому на пару пришел? В общем, решим вопрос быстро: по баллам у нас лучшая на потоке кто? Жарова. Так что, Таисия, поздравляю, — тут он фокусирует на мне свои красивые глаза и припечатывает, — Мы едем в Берлин.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пульс отдает в ушах вместе с той самой фразой: «Мы едем в Берлин». Что было на паре не помню, а точнее, не знаю. Я не вникала, а Он меня не трогал. Надо же, какой заботливый! Наверное, в Берлине отработаю! В смысле, докладом. Хотя кого я обманываю? Я все еще помню… Всё.

Не знаю сложилось бы так, будь мое окружение другим. Возможно, тогда Марк и вовсе не впечатлил бы меня. Возможно, я еще в Австрийском аэропорту сказала бы ему: «Фи, советую Вам держаться от меня подальше». Либо же прямо там, на спуске, когда он врезался в меня, я была бы в компании друзей, и не нуждалась бы в его помощи. И кто-нибудь из моих приятелей пригрозил бы ему: «Смотри, куда прешь!». Да, именно так.

Говорят, от судьбы не уйдешь, но Марк — не моя судьба. И от своей судьбы я не бегу.

— Снова задумалась? — догоняет меня в коридоре Арина.

— Ага… — произношу в растерянности.

— Мда, и есть над чем! Бельишко прикупи красивое.

— Арин, прекрати, это не смешно, — начинаю злиться, дергая замочек сумки, застегивая. День еще толком и не начался, а сложностей прибавилось выше головы.

— А я и не шучу. Порадуй мужика, — не прекращает подтрунивать подруга, — И сама насладись, когда еще удастся? Ты же практически монахиня!

— Это называется немного по-другому.

— Эээ… канарейка в клетке? Станешь ею позже. А пока…

Договорить Арине не удается, и я так счастлива видеть Виталика Симонова, что словами не описать! Не хочу я дослушивать её фантазии, не то настроение.

— Эй, Жарова, Аланьев ждет тебя после пар. Он будет в тринадцатой.

— Спасибо, я приду, — отвечаю одногруппнику и поворачиваюсь к подруге, — не факт, что я поеду, отец сто процентов не в курсе.

— А что такого? Нет, дай договорю, — Арина останавливает меня, когда я уже готова смешаться с толпой, и кивнув в сторону лавочки, отходит, я следую за ней, — Уже понятно давно, что твой отец того, — крутит пальцем у виска, — но на учебе он явно помешан. А это еще одна возможность похвастать тобой. Выбрали-то лучшую по предмету.

— Сомневаюсь, что его интересует предмет, но, возможно, ты и права. Только, Арина, пойми меня правильно, я ужасно боюсь оставаться с ним одна.

—Ты всего боишься, зайчонок, — в её глазах теплота и забота, — Но если уж выгребать, то хоть за сделанное. Плюс, останутся приятные воспоминания, —хихикает игриво, — Да и чисто все: ты и препод, другой город, предлог — не придерешься. Так что даже не переживай.