— Уверяю, ты нуждаешься в ней больше меня, — ухмыляется блондинка.

Сейчас она не такая, как на приеме. Она больше не белый загадочный лебедь, она сокол. С цепким взглядом и острым клювом. Хоть маленькая птица, но хищная.

— Я слушаю, — вздыхаю в нетерпении.

— Для начала ответь мне, чтобы мои слова имели смысл, брак с Ильей — фикция? — я так понимаю, игра в пинг-понг окончена. Наконец-то.

— С его стороны — да. Меня не спрашивали, — отвечаю предельно честно. Иначе, зачем я здесь? Да и кому станет болтать Милена? Своему отцу или английским подружкам? А даже если кто-то узнает — это ничем не подтвержденные слухи.

— Зачем ему это, знаешь?

— Потому что я вписываюсь в его картинку идеальной семьи. Плюс, если он породниться с моим отцом, может рассчитывать на поддержку в карьере.

— Твой отец обещал ему денег и рассчитывает Илья только на это, — фыркает сокол, а сквозь меня, будто разряд пустили. Я точно правильно расслышала?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что?

— Именно, — в глазах напротив мелькает что-то похожее на сострадание, но только на миг. Секунду спустя она прежняя. — Денег. За присмотр и скорую женитьбу на тебе. Так что Илья абсолютно не горит восторгом.

— А отцу это зачем? И зачем за мной присматривать? Я дееспособна, — уточняю с заминкой. Мне всё еще трудно переварить.

— Понятия не имею. Не ищи подвоха, я говорю то, что знаю, никаких догадок. Я услышала их разговор в кабинете папы. Твой так и сказал, цитирую: «Предложил еще денег этому щенку. Пусть делает, что хочет, только женится на ней, тогда точно под ногами мешаться не будет. В Киев сослал, но там болтать может. Не понимаю, что он бультыхается. Деньги, должность, никакого обременения. И дома порядок, еда горячая. Сам так живу».

Что я чувствую? Понятия не имею! Ядовитая смесь боли. Я сама лично осознавала помощь продвижения по карьерной лестнице, в нашем мире это нормально, но отдать ему пару кейсов деньгами, чтобы он сказал «да», когда меня саму заставляют…

Меня не удивляло навязанное замужество, домашняя тирания, извечные притензии. Как может удивить тирания? То, с чем давно свыкся? Я в этом росла. Постоянно. Изо дня в день. Это было нормой. Замужество? У нас тогда были отношения, а когда я осознала в какой западне нахожусь, стало поздно. Слишком поздно. Я не смела бунтовать после перелома ключицы.

Если я и сомневалась в правдивости её слов, то сейчас точно нет. Это не просто похоже на правду. Это она и есть. Когда Арина сложила пазлы воедино, Милене нужно было лишь вставить недостающий, самый главный фрагмент. Она прекрасно справилась с задачей. И сейчас стоя перед зеркалом туалета, сквозь чертовы капающие слезы, застываю с телефоном в руке, малодушно не нажимая зеленую кнопку вызова напротив абонента «Отец». Я трушу. Трушу и трясусь только от единой мысли, что я сейчас позвоню, услышу его «Слушаю» и… Не смогу. Я знаю, что не смогу.

Отшвыриваю телефон в сторону, умываю лицо водой. Холодная. Кажется, она придает мне храбрости. Снова беру в руки мобильник и жму.

— Слушаю, Таисия, — отзывается динамик.

И вся моя сила просто в миг… В один единый миг меняется на страх…

Он такой реальный… Я будто чую его шаги в коридоре прежде, чем он войдет в карательную. Словно отец здесь, рядом со мной. Не могу.

— Добрый день. Хотела узнать о твоем здоровье. Я давно не звонила тебе, — если быть честной, я никогда ему не звонила. Он звонил, но только по делу.

— С моим здоровьем все нормально Таисия. Не стоит занимать линию ради забавы. О моих похоронах тебя оповестят, а остальное — мелочи. Если у тебя все, то у меня много работы, а ты займись учебой.

— Хорошего вечера, — мне больше нечего сказать.

Этот холод, этот невозмутимый тон, которым он говорит со мной. Обескураживает.

И я в полном шоке осознаю, что больше не воспринимаю рассказанное Миленой, как что-то сверхъестественное. Отец сбивает с меня спесь одним только тоном. Воспитание. Воспитание больше похожее на дрессуру.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И ты вот так мне об этом говоришь? Утром за кофе? — Аринка сегодня пришла пораньше, потому что по телефону слушать отказалась. Заявила, что ей нужно видеть мои глаза, чтобы полностью проникнуться историей. И сейчас довольно спокойная и уверенная, но ещё немного сонная, сжимает пластиковый стаканчик кофе из автомата и смотрит на меня во все глаза.

— А как надо? — не понимаю её вопроса.

— Как-как! Как минимум под винишко!

— Если все события моей жизни мы будем обсуждать под вино, я быстро сопьюсь, — отвечаю и мы прыскаем.

— Ну, может легче станет!

— Не станет. Алкоголь — это уход от проблем, а не…

— Ой, не нуди, а, — отмахивается подруга, — потопали потихоньку. Так че делать-то?

— Понятия не имею, Арин, — выдыхаю, пожимая плечами, — не имею понятия…

Мы поднимаемся на второй этаж, сворачивая направо и приближаемся к аудитории.

— Да кошечки-мошечки, Тая! — останавливается перед самой дверью и поворачивается ко мне, — Вот когда ты уже дойдешь до пика, а?

— В каком смысле? — я стою напротив подруги и смотрю в её синие, словно океан, глаза. Океан бушует, вот-вот начнется шторм.

— Не в прямом-естественном! Этот смысл обсуди с крепкой попкой, — кивает на дверь, а я шикаю, мол, что, если услышат, и мы отходим к ближайшему окну, напротив аудитории, — а я в переносном. Когда, скажи мне, когда ты от папашки своего обалдеешь настолько, что будешь готова действовать?