такими же мучительно напряженными. Хоть Крис и не стал связывать ее, ведь Эвелин смогла убедить его в том, что никуда не денется, но зато появились новые требования. Каждый раз, когда он возвращался, она должна была встречать его сидя на коленях, вытянув руки как лапки у собаки. На лице обязательно должна присутствовать улыбка. Так же каждый вечер, Эви должна была рассказать какую-нибудь новую сказку своего собственного сочинения. А когда ему не хотелось слушать, то он просто садился в кресло и выпивал стакан-другой виски. Эвелин в это время должна была находиться у его ног, все так же подобно собаке. Не издавать звуков, не отвлекать его, лишь слушать, если он желал поделиться какими-либо собственными историями. Иногда Крис приносил ей вещи, которые надо было отгладить. Зачастую, это были белые халаты и темно-синяя форма хирурга. Для этого он даже поставил гладильную доску и доверил ей утюг. В принципе ничего сложного во всем этом не было. Но была и обратная сторона.

Когда коллега спросила его о том, как он справляется с воспитанием собаки, то Кристофер сначала и забыл, что наплел ей. Но потом припомнил всю эту историю. Тогда же, Эрика дала ему здравый совет: воспитывать кнутом и пряником. Хант взял его на вооружение и потому, когда Эвелин не справлялась с чем-либо из своих заданий, то он бил ее ремнем. И если в первый раз, когда он ударил тяжелым кожаным ремнем бедняжку, то она ревела, кричала и умоляла его не делать так больше. На что Крис спокойно заявил, что если истерика не прекратиться, то она получит снова. И подтвердил это действиями. Теперь же, пленница больше не сопротивлялась. Эвелин убирала руки за голову и позволяла резким и болезненным ударам ремня, осыпать свои ягодицы. Впрочем, получив такую трепку пару раз, она твердо решила для себя не злить его и делать все, чтобы задобрить мучителя.

Кроме этого вида насилия, Кристофер больше ничего с ней не делал. Лишь запугивал, иногда читая вслух «Молот ведьм», повествуя о том, какие еще бывают пытки. Порой даже говорил, что было бы здорово, посмотреть на это вживую, наблюдая за ее реакцией. Эви чувствовала, что нельзя поддаваться страху, поэтому выдавливала из себя соглашение и как обычно улыбалась. Ее подчинение вызывало и наслаждение, и досаду. Чем более правильно себя вела эта с*ка, тем больше хотелось довести ее до такого состояния, чтобы ужас навсегда застыл в чужих глазах.

Эвелин проснулась этим днем и увидела, что дверь в подвал оказалась приоткрытой. Подобная халатность никак не укладывалась в голове. Но разве стоило задавать вопросы, когда нужно бежать? Теперь уже, побыв в изоляции и испытав на себе унижения, ей больше не хотелось расставаться с жизнью. Она даже подумала, что если сможет выбраться, то напишет мотивационную книгу для тех, кто потерял смысл в жизни. Поэтому получить долгожданную свободу стало приоритетом номер один. Сложно поверить в такое нелепое стечение обстоятельств, подобное не представлялось возможным, но одурманенный мозг хотел верить в свою удачу.

Девушка сползла с кровати, подошла к двери и слегка потянула ее на себя, убедившись, что она действительно открыта. Эвелин чувствовала, как бешено, колотится ее сердце. Ей было страшно идти вперед. Хотелось вернуться в комнату, забиться под кровать, дождаться того, чтобы Кристофер вернулся и закрыл дверь. И на ее глазах появились слезы, что без остановки текли по неизвестной причине. Больше стоять вот так у двери нельзя. Нужно было решаться: бежать или остаться.

Какой смысл плакать и бояться, ведь неопределенность — самая большая мука? Эвелин осторожно вышла в коридор. Тот же самый, в который удалось прошмыгнуть в тот раз. Ребра уже чувствовали себя лучше, да и тело в целом окрепло. Кристофер и вправду оказался блестящим специалистом и смог поставить ее на ноги за короткий срок. А быть может, просто от страха за собственную жизнь, организм восстанавливался быстрее. В любом случае, теперь уже она могла почти безболезненно делать вдох и не бояться, что легкие сведет от боли.

В коридоре горела одна лампа холодного свечения. Хоть коридорчик и был маленьким, вытянутым вперед пространством, тянущимся до лестницы, но теперь эти несколько метров растянулись как в старых фильмах ужасов. Как будто бы кто-то баловался с зумом, приближая и уменьшая восприятие реальности. Эвелин прижалась спиной к стене и снова почувствовала, что плачет от ужаса. Теперь наказание точно было неизбежно. Если Кристофер вдруг спустится вниз и увидит ее не на своем месте, то обязательно выпорет, а может и того хуже. Поэтому она пошла вперед, решив, что избежать наказания все равно уже не получится. Но хотя бы появилась возможность выбраться.

Оказавшись напротив лестницы, ведущей наверх, ей показалось, что вот оно третье, самое сложное испытание. Эвелин снова начала задыхаться, но не так как это было при прошлой попытке побега. Сейчас напротив возникала гипервентиляция легких от волнения. Голова закружилась, пальцы заледенели, а в животе все органы будто бы сжались в напряжении. Больше нельзя медлить. Она решилась и рванула вперед. Кристофер не соврал, когда сказал, что ее свобода — десять ступеней. Каждую из них Эвелин чувствовала своей ступней, и чем выше поднималась, тем сильнее становилось напряжение. Все время казалось, что вот-вот, сейчас откроется люк и прекрасное лицо, лишенное всяких эмоций, появится перед ней.

— Девять… — шепнула она, чувствуя, как по спине стекает холодный пот. — Десять!

Эвелин рукой со всей силы откинула люк и выскочила наружу. Там она готова была закричать от ослепительного света, которым освещался гараж. Наконец-то выбравшись, ей померещилось, что все это просто хороший сон. Она огляделась вокруг, пригибаясь и закрывая лицо руками, неосознанно, ведь боялась, что кто-то нападет на нее из ниоткуда. Но никого не было.

«Неужели? Он и вправду, просто забыл закрыть дверь? Ха…Ахахах» — не в силах сдержаться, она засмеялась, но по лицу по-прежнему текли слезы. «Сейчас не время. Нужно уходить».

Эвелин осмотрела ворота гаража и поняла, что ей не удастся открыть их без пульта, а его поблизости не было. Поэтому единственный возможный вариант выйти на улицу — пройти через дом. Она решила для себя, что просто забудет все, что здесь произошло, не будет обращаться в полицию, не расскажет своим знакомым, а просто вычеркнет из памяти, как и другие хреновые воспоминания. В конце концов, садист блондин, к ней был милосерден и спас ее, если уж рассуждать, то действительно дважды. Да и к тому же, в периоды своего спокойного состояния, Кристофер оставался