— У тебя есть что выпить? — спросил он у Булычева.

— Обижаешь! — усмехнулся повеселевший Булычев, открыл сейф, достал бутылку «Наполеона» и нажал кнопку под крышкой своего письменного стола. — Валюша, — сказал он, когда в двери возникла его секретарша — молодая и высокая, как волейболистка, в мини-юбке и с ярконакрашенными губами, — организуй нам рюмки и… Ну, сама сообрази. Только по-быстрому!

Барский проводил взглядом эту Валюшу и посмотрел на большой кожаный диван в кабинете Булычева. Диван был явно нестандартной длины. Барский с усмешкой кивнул в его сторону:

— На заказ делал?

Но генерал предпочел сделать вид, что не понял намека.

— В каком смысле? — спросил он и снял трубку вновь зазвонившего «ВЧ». И вдруг встал: — Добрый день, Юрий Владимирович…

Барский напрягся — сам Андропов?!

— Да, здесь, передаю, — почтительно сказал в трубку Булычев и протянул ее Барскому.

— Какое ты принял решение? — спросил Андропов на том конце провода, не тратя и секунды на приветствие.

Барский доложил свою идею о «строителях». Разгон демонстрации будет выглядеть не очередной репрессией КГБ, а стихийной реакцией простых советских тружеников на бесчинства сионистов в центре Москвы.

— Что ж… Только не увлекайся, — заметил Андропов, — ситуация и так напряжена судом над Орловым. Нам сейчас ни к чему массовые эксцессы.

— Я знаю, Юрий Владимирович. Эта Бродник потому и обнаглела.

— С ней потом разберешься, — сказал Андропов, и Барский возликовал в душе: сам Андропов одобрил его действия! Но в таком случае…

— Еще минуту, Юрий Владимирович! — сказал он в трубку. — У меня есть одна разработка, которую я хотел бы вам показать…

Пауза, повисшая на том конце провода, означала одно из двух: либо Андропов, который терпеть не мог, когда сотрудники Комитета прорывались к нему через головы своих начальников, оценивает размеры наглости Барского, либо он просто листает свой настольный календарь. За все время службы в КГБ Барский лишь один раз сам напросился на прием к Андропову — в мае 1970 года, когда из груды рапортов провинциальных стукачей выудил коротенький рапорт о том, что какой-то Эдуард Кузнецов, только что вышедший из тюрьмы сионист, сколачивает группу для угона самолета на Запад. По тем временам угон самолета из цитадели коммунизма был полной новинкой, акцией неслыханной дерзости, и, конечно, любой другой оперативник КГБ арестовал бы Кузнецова и его банду немедленно, тепленьких, в их квартирах. Но в идее еврейского группового захвата самолета Барский мгновенно разглядел совсем другие перспективы для своей фирмы. И добился личного приема Андропова…

— Тебе позвонит мой помощник. Полчаса тебе хватит? — спросил вдруг в трубке голос Андропова.

— Вполне! Спасибо, Юрий Владимирович! — встрепенулся Барский.

Бесцеремонный отбой на том конце провода отнюдь не огорчил его, он знал, что шеф не любит терять время попусту. Улыбнувшись, он почти автоматически взял со стола Булычева пачку «Столичных» и закурил.

Тут открылась дверь и секретарша внесла поднос с двумя бутылками минеральной воды, двумя коньячными бокалами и тарелкой с бутербродами. Ставя поднос на стол, она присела и нагнулась так, что в вырезе блузки словно случайно открылись ее грудки без лифчика. Впрочем, она тут же выпрямилась и посмотрела на своего хозяина:

— Что-нибудь еще, Кирилл Федорович?

— Лифчик надень! — хмуро сказал ей Булычев.

— И, если можно, нарежьте нам лимон, — добавил Барский.

— Сейчас… — Она вызывающе глянула ему в глаза и, независимо покачивая высокими бедрами, вышла из кабинета.

— Учишь их тут, понимаешь… — проворчал Булычев, наливая коньяк в бокалы.

— Может, не тому учишь? — усмехнулся Барский, еще нянча в душе спокойно-дружеский тон Андропова и его фразу: «Полчаса тебе хватит?»

Шум на улице заставил его отвлечься и снова глянуть в окно. Там еще одна черная «Волга» миновала милицейское оцепление и двигалась к ОВИРу сквозь медленно расступающуюся толпу демонстранток.

— Кто это? — спросил Барский, но Булычев только пожал плечами. Однако через минуту Барский и сам узнал, кто это — из машины вышел и вальяжно, вразвалку прошел к подъезду Сергей Игунов, главный специалист ЦК КПСС по сионизму, доктор исторических наук, автор книг «Фашизм под голубой звездой», «Сионизм без грима», «Вторжение без оружия» и редактор еще десятка изданий того же направления.

— Убрать? — спросил Булычев у Барского, кивнув на коньяк.

— Почему? Он что, нерусский? — усмехнулся Барский, гадая, что заставило явиться сюда самого Игунова.

— Валя! — крикнул Булычев секретарше. — Еще рюмку!

Через минуту Игунов, собственной персоной, входил в кабинет начальника ОВИРа. Он был молод, не старше тридцати пяти, высокий, крупный, круглолицый, курносый, с гладко зачесанными назад пепельными волосами, светлыми серыми глазами и с веками, набрякшими не то от больной печени, не то от алкоголя. На нем был летний костюм и белая рубашка-апаш.

— Так! — сказал он, даже не поздоровавшись. — Доигрались, бля! От жидов по улице не проехать! — Он взял с подноса бокал с коньяком, выпил залпом, как воду, и спросил у Барского: — Ну, и что делать будем?

И по одному этому «будем» вместо «будешь» Барский тут же понял игру Игунова. Федор Кулаков, на которого ставил Игунов, прокололся на последнем заседании Политбюро, и теперь Игунов ищет контактов с Андроповым. Но с какой целью? По поручению Кулакова или, наоборот, втайне от него и по поручению Шауро, Долгих и прочей цековской «молодежи»? Или просто сам сбегает с корабля, получившего течь?

Однако выяснить это Барский не успел, поскольку в кабинет вошла секретарша Булычева с третьим бокалом в руках и с тарелкой, на которой лежал не очень аккуратно нарезанный лимон. Она была одного роста с Игуновым, и они оба уперлись друг в друга взглядами, как два питона, неожиданно встретившиеся на лесной тропе.

— Хм… Тут такая ситуация… — начал Булычев. — Полковник Барский предложил ликвидировать демонстрацию силами рабочих…

Взгляды секретарши и Игунова расцепились, она вышла из кабинета, а Игунов повернулся к генералу и спросил:

— Твой станок? Или мне отдашь?

Видимо, положение советника ЦК давало ему право тыкать и генералам, невзирая на то, что он был моложе Булычева на пятнадцать лет.

— Ну… — замялся Булычев.

— Чего стесняешься? — сказал Игунов. — Между прочим, Петр Первый не стеснялся еб… баб прилюдно и за обедом, между супом и кулебякой. — И повернулся к Барскому: — Ну? Так как мы будем ликвидировать это сборище?

Барскому не понравился этот нажим на «мы», а потому он сухо изложил Игунову свою идею насчет «строителей» и сказал, что эти «строители» должны вот-вот появиться.