Не ожидая ответа, он спрыгнул с подножки и вернулся к своей машине. Опять милиция спешит показать Кремлю свою оперативность, это просто счастье, что он успел остановить этих дебилов! Только идиоты могли послать сюда тучу солдат с приказом арестовать сотню евреек. Можно представить, что бы здесь началось на радость этой банды западных журналистов!

Он сел в машину и приказал шоферу:

— Поехали.

— Куда? — спросил водитель.

— Вперед! В ОВИР. Куда же еще?

— Так ведь бабы же… — заколебался шофер, кивнув на толпу женщин, преграждавших им дорогу.

— Ничего, пропустят! Гуди!

Он оказался прав — видя, что по его приказу «черные вороны» дали задний ход, женщины расступились перед его «Волгой», и машина подвезла его прямо к подъезду ОВИРа. Здесь, перед закрытой дверью, торчали-дежурили два постовых милиционера. Барский, отвернувшись от камер западных журналистов, стремительно вышел из машины, в два шага миновал постовых и пешком взбежал на третий этаж.

— Может, я их приму? — вместо приветствия сказал Булычев вошедшему в кабинет Барскому. Булычев стоял у окна, у кисейной шторы, и сверху смотрел на толпу возбужденных отказниц.

— И что ты им скажешь? — возразил Барский, тоже подойдя к окну. — Они тут усядутся и устроят сидячую забастовку на пару недель. Ты их за волосы будешь отсюда вытаскивать?

— А если принять человек пять-шесть? А остальных обнадежить?

— Ни за что! — решительно отрезал Барский. — Если им уступить, у тебя тут каждый день будет по тысяче человек! Со всей страны.

— Что же делать?

Барский, не ответив, смотрел через окно на толпу евреек. Большинство из них он никогда не встречал, но тем не менее почти всех знал по фотографиям в их личных делах. Как ни странно, но за семь лет существования его отдела, ему не удалось завербовать в стукачки ни одной еврейки. Мужчин — пожалуйста, этих «информаторов» у него только в Москве было больше дюжины. Но женщин… А вот и Инесса Бродник — маленькая, седая еврейка, несмотря на жару, в кирзовых ботинках и в сером стеганом ватнике с вызывающей шестиконечной желтой нашивкой на груди. Приготовилась, значит, к аресту и дает интервью какому-то западному телевизионщику, читает ему сегодняшнюю «Правду»:

— «Нет такого политического преступления за последние сотни лет, к которому сионисты не приложили бы руку. В годы войны они бок о бок работали с гестапо, с фашистской военной разведкой. Многие сионисты работали надзирателями в лагерях смерти…» Вы видите? И такая грязь каждый день во всех газетах!..

Барский поморщился — насчет работы евреев в гестапо «Правда», конечно, перебрала, но, поди узнай, откуда это идет — из сусловского Отдела пропаганды ЦК или из кабинетов Кулакова, Шауро, Долгих и других молодых кремлевских ястребов, не желающих отдавать КГБ вопросы формирования общественного мнения в стране. Барский перевел взгляд с Бродник на других женщин. Вот Зина Герцианова, жена знаменитого артиста-комика, чистокровная, между прочим, русачка и почти на тридцать лет моложе своего мужа, а тоже тут, в еврейской демонстрации! Вот Наталья Кац, трехмесячная дочка которой якобы умирает и нуждается в срочном лечении в США. А вот Рая Гольдина, трижды отказница и сволочь бесстыжая — прямо на улице кормит грудью ребенка.

— А ведь красивая, сука! — сказал вдруг Булычев, закрывая двойную форточку, чтобы заглушить шум толпы.

Барский посмотрел ему в глаза, и генерал смутился:

— Я не про ту, что с грудью. Я про жену Герцианова. Она же русская…

Однако по кобелиному блеску в глазах генерала Барский ясно видел, что именно о Гольдиной, еврейке, говорил Булычев. И это тоже покоробило его — какого черта почти все русские мужики так легко заводятся на еврейских баб? Стоит ковырнуть подноготную русских номенклатурных работников, как окажется, что половина из них или женаты на еврейках, или имеют евреек-любовниц. Но Барский был выше этого. Как когда-то Ньютон гордился тем, что не растрачивал себя на секс и «не проронил на женщин ни капли семени», так Барский гордился тем, что его не волновали еврейские женщины.

— Я одного не понимаю, — сказал Булычев, стараясь увести Барского от подозрений в его мужском интересе к еврейкам. — Наших русских Иванов. Ну, кажется, им уже каждый день в газетах намекают, что можно бить жидов, пора, ничего за это не будет. Ан нет! Ни одного погрома! Вот смотри. — И он показал в сторону Самотечной площади, где милиция полосатыми барьерами отсекала демонстранток от уличного перехода. — Мужики проходят, ну, покроют матом и — мимо! Даже эти строители, — он кивнул на какую-то стройку по соседству, через улицу. — Работу побросали, зырятся да плюют сверху, только и всего!

Честно говоря, этот парадокс уже озадачивал и руководство КГБ. Газетные статьи, книги и телепередачи о «происках сионизма» и «международном заговоре сиониствующих фашистов» подогрели, конечно, атмосферу в стране и вызвали мелкие, то тут, то там, разряды антисемитских зуботычин. Но мощной очищающей грозы народного гнева, которая еврейскими погромами разрядила бы накапливающееся в народе недовольство режимом, все не было…

Резкий телефонный звонок правительственной «вертушки» заставил Булычева поспешно взять трубку с белого аппарата, украшенного гербом СССР. Послушав, он протянул ее Барскому:

— Тебя. Шумилин.

— Борис Тихонович, — тут же сказал Барский в трубку, упреждая все, что мог обрушить на него первый замминистра внутрених дел по поводу бесцеремонной отмены Барским его приказа. — Арестовать больше сотни женщин на глазах западных журналистов было бы совершенно немыслимо! Ведь они именно этого и добивались! Чтобы завтра фотографии этого побоища были на первых страницах газет всего мира и все они стали еврейскими Жаннами д'Арк! Но за это в первую очередь сняли бы мою голову и вашу. Вы понимаете?

— Так что же делать? — вопросил замминистра на том конце провода, сообразив, от какой беды спас его полковник Барский.

— Кажется, у меня есть идея, — произнес Барский, глядя через окно на зевак-строителей, по-прежнему сидевших на недостроенной крыше соседнего дома. — Нужно сотни три милиционеров переодеть в спецовки и каски строителей и привезти сюда. Чтобы они под видом возмущенных рабочих просто разогнали этих евреек. Так сказать, возмущенный народ решил сам навести порядок в своей стране. В конце концов, это разумно. Если КГБ и милиция бессильны…

— Понял! Я твой должник. Жди «рабочих»! — обрадовался Шумилин.

— Только предупредите их — никакого мордобоя! — поспешил заметить Барский. — Хотя, если они случайно раздавят пару кинокамер у западных журналистов, — это ничего…

— Гениально! — восхитился Булычев.

Барский удовлетворенно положил трубку. Иметь в должниках замминистра МВД СССР совсем неплохо. Но о чем же он думал до звонка Шумилина? Ах да! О погромах. Конечно, если судебный процесс над Рубинчиком провести открыто, в Верховном суде, с народным прокурором-обвинителем и с вереницей русских девушек, обесчещенных этим распутным монстром еврейской национальности, — это заденет каждого русского и украинца, у которого есть дочь или сестра. То есть рассчитанная в основном на эффект за пределами СССР, эта акция может и внутри страны сдетонировать похлеще знаменитой «крови христианских младенцев», из-за которой начались еврейские погромы в начале века. Но не испугает ли это осторожных лис в Кремле?