Когда свечение лампы проникло во все уголки тайной комнаты, Уиллет увидел, что стена напротив двери испещрена вбитыми колышками, с коих свисают бесформенные желтые саваны. Однако больший интерес представляли голые боковые стены, покрытые нанесенными на каменную основу при помощи зубила мистическими символами и формулами. На отсыревшем полу тоже красовалось нечто резное; вглядевшись, Уиллет различил большой пифагорейский пентакль в центре комнаты, а между ним и углами пола — четыре круга диаметром около трех с половиной футов. В одном из них, рядом с небрежно скомканной на полу желтой ветошью, стоял неглубокий килик[33] — взятый явно с полки при входе, — а за пределами круга доктор увидел амфору с пометкой «№ 118» на ярлыке. Амфору распечатали и опустошили, а в килике Уиллет с внутренней дрожью различил горсть сухого зеленовато-серого порошка, не разметанного по комнате лишь благодаря отсутствию сквозняков — явно высыпанного из сосуда с «материалом». Картина происходившего здесь была, с учетом всего изведанного, более-менее ясна — уточнения требовали, возможно, лишь подробности, но ценой им вполне могли стать остатки душевного покоя как самого доктора, так и родных Варда. Вериги, соль из амфоры «материала», две канопы «стражей», желтые саваны и формулы на стенах, записи в журнале, намеки из писем и легенд и целый калейдоскоп проблесковых сомнений и предположений — почти неподъемный груз знания…

С усилием прогнав прочь страшные мысли, Уиллет стал рассматривать высеченные на стенах знаки. Их покрывали зеленоватые пятна грибка, иная символика уже совсем стерлась — вероятно, ее нанесли еще в давнюю пору, — но и сам текст был более или менее знаком для того, кто читал заметки Карвена или всерьез интересовался историей магии. В одной формуле доктор безошибочно узнал фрагмент, который миссис Вард слышала от своего сына в ту зловещую Страстную пятницу прошлого года и который, как доктору потом объяснили знатоки сих дисциплин, был грозным обращением к тайным богам, обитающим вне границ физической сферы. Здесь оно было записано не точно так, как его передала по памяти мать Чарльза, и даже не так, как специалисты привыкли цитировать его по Элифасу Леви[34], однако же не приходилось сомневаться, что это — тот самый призыв. От слов Саваоф, Метатрон, Альмузин, Зариатнатмик Уиллет испытывал благоговейный трепет — невзирая на весь опыт столкновения с кошмаром, уже имевшийся за спиной.

Заклинание было высечено слева от дверного проема. Прилежащую справа стену также сплошь покрывали буквы и символы, и, вглядевшись, Уиллет остановил внимание на двухчастной формуле, не раз встречавшейся ему в подземном кабинете. Главным образом она совпадала с виденной в записях Варда — столбцы текста предваряли асцендент и десцендент, Глава и Хвост Дракона, — однако правописание существенно отличалось от современного, как если бы старый Карвен несколько иначе записывал звуки или же в более поздних исследованиях усовершенствовал произношение, повысив действенность призыва. Доктор попытался сравнить вырезанный в камне текст с тем, что до сих пор крутился у него в мыслях, однако это было непросто. Запись, которую он вспоминал, начиналась с «Y'ai' ng'ngah, Yog-Sothoth», а в настенной версии в начале было «Aye, engengah, Yogge-Sothothe», и в этом варианте, по его мнению, второе слово было гораздо важнее дробить на слоги.

Поскольку «поздний» вариант заклинания прочно засел у доктора в голове, это различие не давало ему покоя, и он принялся вслух проговаривать первую долю формулы, стараясь соотнести звуки с высеченными в камне буквами. Странно и угрожающе звучали эти древние инвокации во мраке подземелья, бередя родовую память о старинных колдовских наговорах, — и вторило им бездумное, богохульное стенание из глубоких ям, нечеловеческие каденции которого ритмично вздымались и опадали, пробиваясь сквозь смрад и тьму: йеин-нагх-йог-сотот-хи-лъгеб-фаи-тродог-аааз…

И откуда только взялся пронизывающий до костей холодный ветер, закружившийся по комнате будто в ответ на этот зов? Порывом своим он заставил трепетать пламень в лампах, и свет померк, сместился — надписи на стене смело, смазало властной рукой подступившего мрака. Всклубился чад, и запах, перекрывающий колодезную вонь из центральной залы, ощущавшийся и раньше, теперь стал едва ли переносим. Уиллет затравленно обернулся: из килика на полу, куда ссыпан был мелкий могильный порошок, завивались клубы удивительно плотного черно-зеленого дыма. Прах был принесен сюда из секции «Материалов», что же с ним теперь происходит… и почему? Изречена была первая доля формулы — «Глава Дракона», асцендент… неужели кто-то сейчас взаправду воскреснет? Как возможно подобное?

Доктор пошатнулся. Перед его мысленным взором мелькали обрывки прочитанного, разобщенные образы — все недавно увиденное и услышанное. «Как и встарь, вновь говорю Вам: не вызывайте из мертвой Золы, равно как и из Внешних Сфер, То, что не могучи усмирить. Держите постоянно наготове Слово, потребное для того, чтобы вернуть Нечто в Ничто, и немедленно остановитесь, если появится хотя бы тень сомнения, кто перед вами…»

…и вот завеса черно-зеленого дыма расступилась — кто-то был там, за ней, некая фигура неясных очертаний, зловещий потусторонний силуэт.

5

Маринус Бикнелл Уиллет даже не надеялся, что кто-то, кроме самых близких друзей, поверит хотя бы частично его рассказу, поэтому не выносил эту историю на суд широкой общественности. Лишь несколько посторонних слышали ее из третьих уст и, конечно же, преимущественно посмеивались над ней, говоря, что доктор уже стареет. Ему посоветовали уйти в длительный отпуск и в дальнейшем избегать дел, связанных с нервными потрясениями. Однако господин Вард знал, что опытный врач глаголет жуткую правду. Разве он сам не видел своими глазами тот ужасный лаз в подвале избушки? Разве же Уиллет еще в одиннадцать часов того злосчастного утра не отправил его, отравленного и больного, домой? Разве он напрасно названивал доктору целый вечер и на следующий день, разве не он поехал в полдень назад в тот проклятый дом, где и нашел своего друга невредимым, хоть и без сознания, на одной из кроватей на втором этаже? Уиллет хрипло дышал — и когда господин Вард дал ему немного хереса из бутылки, открыл глаза широко-широко и сбивчиво что-то забормотал. Вард-старший почти ничего не разобрал, кроме как «колодцы… борода… глаза за стеклами… кто же это такой». Эти последние слова доктора прозвучали особенно странно, если учесть, что обращался он к аккуратному, чисто выбритому джентльмену, которого знал уже много лет.

Залитая ярким полуденным светом, избушка была такой же, как и сутки назад. Да и Уиллет был одет в точности так, как вчера, — разве что брюки его были протерты на коленях и замараны подземной плесенью, чей кислый дух живо напоминал господину Варду зловоние, исходящее от одежд его сына, — в тот день, когда Чарльза забирали в лечебницу. Фонарик, с коим доктор спустился под землю, куда-то запропастился, однако неподалеку валялся саквояж — опустошенный, без всех собранных под землей бумаг и улик. Прежде чем вдаваться в какие-либо объяснения, Уиллет со зримым значительным усилием, нетвердо ступая, спустился в подвал и попытался вновь сдвинуть роковую плиту у сливных труб. Та не поддавалась. Доктор пошел туда, где оставил инструменты, так и не понадобившиеся до сей поры, взял зубило и принялся по одной выламывать крепкие доски. Внизу оказался свежий слой бетона без единой прорехи. Пропал дышащий вредоносным подземным газом люк, исчез доступ к адскому лабиринту и колодцам с безымянными вопящими тварями, к тайной лаборатории, чьи стены покрывали резные формулы. Доктор Уиллет ухватил Варда-старшего за грудки.