Что это была за тварь, Уиллет так и не уразумел. Она отдаленно напоминала резные изображения на алтаре, разве что была воплощенной в материи, а не в рисунке. Природа создать подобное никак не могла, и выглядело оно очевиднейшим образом незаконченным, сложенным из безобразных калечных частей. Уиллет предположил впоследствии, что Вард мог создать чудовищ из неправильно подготовленных «солей» и решить оставить их в живых ради услужения или для ритуальных целей — не будь они нужны, на алтаре не было бы и их подобий. Впрочем, там были изображены чудовища и пострашнее… но ведь и Уиллет распечатал лишь один колодец. В те моменты первой связной мыслью, пришедшей доктору на ум, была давно прочитанная фраза из старинных документов Карвена — Саймон-Иедидия Орн писал о том другу-алхимику: «Разумеется, когда Хатчинсон воссоздал Целое из того, что мы сумели собрать лишь в малой части, ничего, кроме овеществленного Порока, не случилось». И вместо того, чтобы вытеснить эти страшные слова, в памяти доктора, вливая в ужас новые соки, всплыл обугленный изуродованный труп, который, по свидетельству старца Слокэма, нашли в полях у Потаксета вскоре после разорения фермы Карвена. Чарльз однажды привел ему слова старика, утверждавшего, что тело походило и на человека, и на неведомого зверя, вот только не было ни тем, ни другим…

И сказанное давным-давно отдавалось эхом теперь в голове Уиллета, покуда он то в одну, то в другую сторону слепо метался на каменном полу подземелья. Дабы заглушить и умерить это эхо, он, сам не сознавая, обратился к гротескным строкам «Бесплодных земель» Т. С. Элиота[29], а потом и вовсе перешел на часто повторяющееся в бумагах Варда двойное заклинание, делая упор именно на вторую его часть — от «огтрод» к «за». Как ни странно, чуждые слова привнесли в его душу столь желанный покой, и через некоторое время Уиллет смог встать на ноги, горько сожалея о потерянном в паническом приступе фонарике и ошалело оглядываясь в поисках хотя бы самого слабого лучика света в чернильной черноте хладного подземелья. Никакой надежды на оный не было — и все же доктор напрягал глаза, высматривая хоть искру, хоть отблеск: ведь осталось же освещение в доме, откуда он сюда спустился!

Какое-то время спустя ему привиделись слабые блики где-то очень далеко, и Уиллет пополз им навстречу на четвереньках, щупая перед собой пол из страха упасть в открытый колодец или удариться об одну из бесчисленных колонн. Пальцы нашли ступень, ведущую к обагренному кровью алтарю, — и доктор с отвращением отдернул руку. После наткнулся он на камень со множеством отверстий, затем — на край провала и стал двигаться еще осторожнее, почти не отрывая ладоней от пола. Наконец колодец остался позади. Отродье, заключенное в нем, уже не выло и не бесновалось — похоже, щелочь батареи из сожранного электрического фонарика отравила его. Всякий раз, нащупывая пальцами отверстия в полу, Уиллет содрогался; когда он проползал над очередным колодцем, снизу раздавались громкие стоны, но обычно его полубесшумные движения никого не тревожили. Иной раз доктору казалось, что свет впереди слабеет — видимо, зажженные свечи и лампы одна за другой гасли. Мысль о том, чтобы остаться одному в кромешном чреве подземелья, заставила его рывком подняться на ноги и побежать вперед: теперь он мог не бояться упасть в колодец, ведь тот остался позади, а если угаснет свет в доме и он заблудится, одна останется надежда — на помощь Варда-старшего. Вскоре Уиллет вбежал из просторного зала в узкий коридор и, отчетливо видя впереди свет, поднялся в дом, дрожа от облегчения и не сводя глаз с медленно умирающего фитиля последней лампы, приведшей его назад в привычный мир.

4

В следующее мгновение доктор уже лихорадочно вливал в опустевшие лампы масло из канистры, которую приметил еще раньше, а когда черты комнаты снова проявились в свете, начал осматриваться в поисках какого-нибудь фонарика для дальнейшего осмотра подземелья. Каким бы он ни был напуганным, все же в нем сильна была и необъяснимая мрачная целеустремленность: он твердо решил заглянуть под каждый камень в своих поисках устрашающих тайн, стоявших за необъяснимым безумием Чарльза Варда. Так и не найдя фонаря, он решил взять самую маленькую из ламп, набил карманы свечами и спичками и прихватил галлон масла, которое решил приберечь на тот случай, если найдет еще какую-нибудь скрытую лабораторию по ту сторону ужасной залы с ее нечестивым алтарем и неизведанными закрытыми колодцами. Чтобы снова пройти по той территории, требовалась изрядная отвага, однако он знал, что должен это сделать. К счастью, ни устрашающий алтарь, ни открытая шахта не находились близ широкой стены с камерами, огибавшей пещеру, из которой, собственно, двери вели в дальнейшем направлении поисков.

Поэтому Уиллет вернулся обратно в большой зал с колоннами, наполненный смрадом и приглушенными завываниями. Он немного прикрутил фитиль, чтобы при тусклом свете лампы нельзя было даже издали различить очертания дьявольского алтаря и зияющее рядом со сдвинутой перфорированной плитой-крышкой отверстие в полу. По большей части за дверьми в дуговой стене находились небольшие каморки, порой пустые, порой заваленные весьма любопытным скарбом. В одной, например, оказалась истлевшая и напрочь запыленная одежда — панталоны, куртки и сюртуки полуторавековой давности; в другой — столь много вполне современных, новомодных нарядов, словно кто-то собирался принарядить небольшую армию. Однако более всего Уиллета настораживали то и дело попадавшиеся на пути большие медные лоханки, инкрустированные смальтой и выстланные изнутри отвратительной засохшей коркой. Они не понравились ему даже больше, чем причудливой формы свинцовые гробы, все еще частично сохранившие свое содержимое и испускавшие густой смрад, приглушавший даже едкое зловоние залы с колодцами.

Когда он прошел вдоль стены примерно половину зала, то увидел еще один коридор, подобный тому, который покинул, и в том коридоре также было немало отверстых дверей. К ним доктор и направился; сначала нашел три комнаты, где не было ничего интересного, но потом наткнулся на большой удлиненный кабинет, загроможденный резервуарами и столами, коптильнями и современными лабораторными принадлежностями, беспорядочно разбросанными книгами и бесконечными полками с банками и бутылками — все в нем свидетельствовало о том, что это и есть та самая обитель опытов Чарльза Варда, которую он искал. Здесь не было ни одного следа давнего пребывания Джозефа Карвена.

Запалив три уже заправленные здешние лампы, доктор Уиллет, ведомый живым интересом, изучил кабинет и его меблировку; исходя из объемов различных реагентов, что стояли в колбах на полках, молодой Вард интересовался какой-то из отраслей органической химии. В целом же по имевшемуся здесь оборудованию, в числе коего имелся и угрожающего вида операционный стол, нельзя было определить, чем именно занимался естествоиспытатель, — что, конечно же, разочаровывало. Среди лежавших на столе книг Уиллет заметил побитое временем издание Бореля, отпечатанное готическим шрифтом, и приметил, что в нем Вард подчеркнул тот же отрывок, что полтора века назад насторожил достойного мистера Меррита, пожаловавшего на ферму. Экземпляр Карвена наверняка пропал во время провиденской облавы вместе с другими его книгами по оккультизму.