– Ты, может быть, один захотел этот вечер // Со мною испи-и-ить… до дна-а-а…

Услышав музыку, не утерпела и «прикованная» к балконным перилам Хазова, наблюдавшая за скоропалительным исчезновением вихаревской сигареты. Проскользнув в зал, она задвигалась в такт и замурлыкала в унисон с Гулькой.

И Ладовой тоже захотелось встать рядом и красиво, как они, задвигать бедрами, но вместо этого она молча наблюдала и тихо завидовала их нежной хрупкости.

– Классная песня, – приплясывая, заявила Хазова и попросила повторить.

– Ну, уж нет! – отказался повиноваться Вихарев. – Так мы до утра вашу Пугачиху слушать будем.

– Не будем, – успокоила его Юлька. – Сейчас Наумова придет с «Комбинацией». Будешь про колбасу слушать: «Два кусочека колбаски…» – вихляясь, затянула Хазова и подмигнула Гульназ: – Слова учи, Гуль, а то Ленка обидится.

– А где они, кстати? – вспомнила об отсутствующих Низамова.

– Сейчас придут, – пообещал ей Вихарев, а потом спохватился, бросился в прихожую и приволок оттуда спортивную сумку. – Забыл! – стукнул он себя по лбу. – Перина! Открывай морозилку! – В руках у Сергея призывно звякнули две бутылки водки.

Василиса встала спиной к холодильнику, скрестила на груди руки и, уставившись на Юлькиного подопечного, сумрачно произнесла:

– Слушай, Вихарев, про водку речи не было. Ты зачем ее приволок?

– Ты чё? Перина? С дуба рухнула? А чё мы пить с мужиками будем?

– Да тебя накроет, пацан, – встряла Гулька. – «Боржоми пей», здоровее будешь.

– Ну вы, это… – Вихарев от неожиданности потерял дар речи. – Блин, даете… Чё за наезд?

– Юль, – позвала Хазову Василиса. – Скажи ему…

Юлька уставилась на одноклассницу.

– Ты видела, сколько он водки принес? – выдала Вихарева Ладова, обеспокоенная моральным портретом своих родителей, пообещавших исключить спиртное из детского меню.

– Сколько? – заинтересовалась Хазова и полезла в пакет.

– Всего две. Мамой клянусь! – выпалил Вихарев, не замечая, как поморщился наблюдавший за кухонной разборкой Бектимиров.

– Слушай, Василиса… – с сомнением в голосе проговорила Хазова. – Тут вроде все взрослые люди. Может, не будем пионерлагерь устраивать?

– А что я родителям скажу? – дрогнула принципиальная в вопросах семейной чести Ладова.

– Да выветрится все! – обрадовался забрезжившим перспективам Сергей. – Мы с пацанами сразу накатим, и до прихода родаков все выветрится. Точно, Перина. Я обещаю.

– Меня зовут Василиса… – напомнила ему Ладова, пытаясь одновременно убить двух зайцев: мерзкое прозвище и возможный пьяный шабаш.

– Ну, – Сергей переступил с ноги на ногу.

– Вот и обращайся ко мне по имени, иначе…

– Иначе?

– Иначе домой пойдешь, Серый, – пригрозила Юлька. – Вместе со своим барахлом. Понятно?

– Понятно, – в мгновение ока сориентировался Вихарев и заголосил: – Прости-и-и меня, Ладова! Ладно?

Хазова вопросительно посмотрела на подругу. Василиса опустила руки, разгладила торчащую атласную оборку и неожиданно серьезно произнесла:

– Я тебе не верю.

– Хошь, на колени встану? – продолжал ломать комедию Вихарев.

– Не надо, – остановила его Ладова и, пропустив к холодильнику, вышла из кухни, бросив на ходу: – Веди себя просто по-человечески. Этого достаточно.

Сергею стало неудобно. Хазова почувствовала это сразу же.

– Вихарев, – зашептала она ему в ухо. – Будь человеком.

– Буду, – пообещал Сергей и зажмурился.

– Очень на это рассчитываю, – сказала Хазова и вдруг рявкнула, как фельдфебель: – Понял?

К такому повороту юноша готов не был. И будь на Юлькином месте кто-нибудь другой, он тотчас же отвесил бы затрещину или в челюсть двинул, а здесь – стой и терпи. Но терпеть не хотелось.

– Хватит орать, – тихо произнес Вихарев и взял Хазову за запястье. – Поняла? – Он легко сжал ее руку. Юлька хмыкнула. – Поняла? – он сжал сильнее. Но Хазова руки не вырвала, взгляда не отвела. Она стояла и ждала, что будет дальше. – Я не слышу…

– И не услышишь. – Юлька прижалась к Вихареву щекой и замерла, а тот разжал пальцы и с шумом втянул в себя ее запах. Даже голова закружилась. – Стой ровно, Серый, – почувствовала его настроение Хазова и панибратски чмокнула прибалдевшего Вихарева в нос. – Чего-то Тюрина с Ленкой нет…

«Да пропади они пропадом», – с ненавистью подумал Сергей об окружающих, с которыми придется сегодня делить Хазову, и бодро ответил:

– Придут. Никуда не денутся.

– Семеро одного не ждут, – Юлька покинула кухню с поднятым указательным пальцем.

В зале никого не было, по раздувающемуся тюлю Хазова безошибочно определила местонахождение компании и вышла на балкон:

– Чего-то Тюрина с Ленкой нет, – повторила она теперь уже им и, протиснувшись к перилам балкона, свесилась вниз. – Может, не будем ждать?

– Будем, – отозвалась Василиса и покосилась на Гульку, словно приклеившуюся к Бектимирову. «Любовь», – подумала Ладова и почувствовала себя настолько лишней, что впору было прикинуться больной и отказать гостям от дома.

Чувство абсолютноникомуненужности стало вторым глобальным разочарованием Василисы. «Дура! – мысленно ругала себя она, прежде не знавшая зависти к влюбленным. – Сейчас еще эти двое явятся, и вообще все будет прекрасно: не квартира, а дом свиданий».

– Вась… – Низамова словно почувствовала что-то неладное и тронула подругу за плечо: – Ты чё?

Ладова молча пожала плечами.

– Все в порядке? – Гулька на миллиметр отодвинулась от Бектимирова и обняла Василису за талию. – Не грусти, – прошептала счастливая Низамова, безошибочно определившая причину ладовской тоски.

– Ладно тебе, – буркнула Василиса и, высвободившись из Гулькиных объятий, сделала шаг в сторону.

– Давайте уже садиться, – предложила Хазова и, сложив ладони рупором, заорала: – Ау! Тюрин! Где ты там?!

«Здесь!» – захотелось прокричать в ответ стоявшему в дверях ладовского подъезда Илье, который вот уже полчаса поджидал запаздывающую Наумову. «Привычка свыше нам дана: замена счастию она», – по примеру Ольги Игоревны успокаивал себя Тюрин подходящей цитатой, но волнение от этого не уменьшалось, а становилось все сильнее.

Подумать только! Он специально пришел пораньше, хотел вручить Ладовой цветы. Один, без всех. Просто вложить ей в руки и сказать: «С праздником тебя, Василиса». И нечего больше. А дальше – будь что будет. Главное – первый шаг. Но сделать его Илья не успел, потому что еще издалека увидел этих четверых возле Василисиного подъезда. «Засмеют!» – испугался Тюрин и спрятался за телефонную будку, откуда еще минут пять выглядывал: зашли или нет.