эта злость бальзамом ложится на сердце.

Для тебя еще не все потеряно, девочка? Совесть еще жива?

— Ну что ты? Неприятно? — подначиваю ее. Дай мне в это поверить! Убеди, мать твою!

— Все нормально. Все правильно. Нужно смотреть правде в глаза. Я, ведь, только на деньги падкая.

Говорит так ровно, будто это пустяк. Аж передергивает.

Она это назло? Специально? Позлить меня хочет? Или в самом деле такая?!

Ну что ж!

Тогда сыграем по-плохому.

— Ты гад! — шипит, когда хочу вынудить ее покинуть поле боя шантажом.

Черт, она права. Я гад. Саму от себя противно. Но иначе ее из уравнения никак не убрать.

— Даю последний шанс! Уходи от Антона восвояси!

— Я не могу.

Ну лжет же!

— Разве? А может, не хочешь?

— Мне нужен этот брак. Прошу не вмешивайся! — в синих глазах блестят слезы, и на секунду возникает мысль, что все не так просто в этом деле, как кажется на первый взгляд.

А как тогда, черт возьми?!

— Дай мне хоть одну внятную причину.

Молчит. Молчит, мать твою, в такой важный момент!

— Лера, не зли меня еще больше. Либо говори, либо уходи, либо….

— Я не могу….

— Мне надоел этот цирк. Хочешь по-плохому. Будет по-плохому!

— Нет! Стой, что мне сделать, что ты остановился?! — выдает она, а меня будто битой по голове мудохают.

Что ей сделать?!

Даже так?!

На все ради своих планов, готова пойти? Вообще тормозов нет?!

Лера. Лера. Лера. Прекрати это….

— А на что ты готова, Лера?

— Что?

— Я спросил, на что ты готова пойти, чтобы эти файлы исчезли? — рычу, потому что говорить нормально уже не могу.

Меня так бомбит, что сейчас тут все разнесу к херам.

Но этот взгляд, полный упрека и ненависти, позволяет родиться мысли, что я чего-то не знаю. Хочу в это верить, так отчаянно, что сам себя ненавижу за эту слабость. Не стоит забывать, что она та еще актриса.

— Не знала, что ты можешь опуститься до шантажа.

— А я не знал, что ты окажешься продажной женщиной. — выдаю ей, а сам как дебил жду, что она сейчас врежет мне, как тогда у машины, и скажет, что я чертов дурак, и объяснить всю эту происходящую хуету каким-то неведомым, но убедительным образом.

Я точно на ней поехал, раз все еще этого хочу!

— Что за взгляд? Не считаешь себя такой? — подталкиваю ее.

— Ты все верно сказал. Уже второй раз. — Сука! Сука! Сука! — И что ты хочешь от меня за эти файлы?

Что я хочу?

Уже ничего я от тебя не хочу! Я тебя придумал. Сам идиот!

Надо гнать ее в шею и заканчивать этот бед, но появление Антона становится для меня сродни красной тряпки для быка.

Я дал ей шанс одуматься. Она не одумалась…. И я не одумался. Идиот.

Сам себя в западню загнал.

— Ты чего такой хмурый? — тянет Славик, развалившись на диване в моей гостиной. — С акционерами все прошло нормально?

— Да.

— Тогда что тебя парит?

Не что, а кто.

Лера, которая весь вечер не выходит из головы. Не нужно было поддаваться импульсу. Хотел наказать ее, а походу, накажу себя. Каждый день смотреть на нее в офисе и слышать в голове “Да, я такая, деньги для меня все”. Да ее прибью, и в тюрьму сяду.

Нахрен, я это сделал?!

Пусть не придет.

Нет. Приходит. Смотрит испуганными глазками, как раньше. И что мне теперь с ней делать?

Игнорировать для начала. Работы теперь вагон. Ею и займусь.

— Кирилл! — щебечет Маша, улыбаясь во все тридцать два зуба на пороге нового кабинета.

— Ты что тут делаешь?

— Узнала, что ты теперь в нашей башне обитаешь, решила проведать, — щебечет она. — Ой, у тебя воротник заломался.

Не успеваю проверить, как она уже поправляет, точно женушка.

Если бы не ее эти порывы, я бы может и спал бы с ней дальше. Но нет. Одна головная боль.

Краем глаза ловлю пылающий взгляд. Лера смотрит прямо сюда. В глазах — боль.

С чего бы, когда у нашей куколки нет сердца? Или все-таки есть?

Так. Гони эти мысли нахрен, Кирилл. С ней каши не сваришь. Как и с Настей тоже. Но все же, она свою роль, сама того не ведая, отлично сыграла.

Щелкаю пультом, и когда нас с Лерой разделяет матовое стекло, убираю с себя руки Насти.

Обижается, дует накаченные губки. Когда-то меня это забавляло. А сейчас раздражает. Сейчас все раздражает.

— Насть, работа, — указываю ей на дверь.

— Но ты ведь придешь на открытие нового кафе Славы?

— Если время будет. Давай, — тороплю ее, а затем возвращаюсь к делам.

Графики, цифры. Ничего нельзя упустить.

— Анна Михайловна, организуй, пожалуйста, кофе. Покрепче, — прошу секретаршу и возвращаюсь к делам, но с подносом приходит она….

И внутри все опять начинает медленно тлеть.

Звать ее сюда было ошибкой. Это точно!

Я нее ее наказываю, а себя. В который раз в этом убеждаюсь.

— Поставь на стол. — бросаю ей, а сам пытаюсь сосредоточиться на документах, а не на этой ведьме.

И почему, блядь, меня так тянет на нее посмотреть?

— Ай! — подпрыгивает Лера.

Отрываясь от бумаг и вижу, как кофе ошпаривает нежную кожу. В башке срывает чеку.

Все планы возмездия, все “но” и “нельзя” растворяются, и сейчас есть только эта дуреха, умудрившаяся себя обжечь.

Сука, монтажникам руки повыдираю с корнями! Но сначала Лера.

Касаюсь ее пальцев, и выдыхаю, поняв, что ошпарилась не сильно. Однако все равно… руки мебельщикам выдеру.

Ловлю на себе взгляд, полный непонимания и боли, и меня клинит. Ну не может так смотреть женщина, которой наплевать. Не может.

Меня клинит. Я хочу ее. Я все еще ее хочу. И как бы не ненавидел, меня к ней тянет, как сумасшедшего.

Это ненормально. Это опасно! Я — опасен!

Надо ее убрать, пока она окончательно не свела меня с ума.

— За кремом от ожогов сходи, — бросаю ей, а у самого аж зубы сводит, потому что я чувствую к ней то, что хотел бы нахрен закопать в глубокой сырой могиле.

Уходит. А я смотрю на подушечки пальцев, которые хранят нежность ее кожи, и внутри нарастает дикая ярость.

Хватит. Достаточно. Эти черные игры не для меня.

Пусть делает, что хочет. Спит, с кем хочет. У меня переговоры на носу, а мысли падшей женщиной забиты. К черту!

Выхожу из кабинета, что бы вернуть все на свои места, а Лерочки-то нет.

— Анн Михайловна, где Лера?

— Она за мазью пошла. Минут двадцать