И тут раздался звонок в дверь.

– Сиди, я открою. – Она пошла в прихожую и тут же вернулась с конвертом. – Пересчитай! Все на месте?

– Вы что, Марипална?

– Деньги любят счет! Давай не ленись. – Она улыбнулась. – На меня не обращай внимания. Конечно, мне жалко с тобой расставаться. Но я рада за тебя! Наконец и у тебя будет все как у людей. – Она поцеловала Люду в лоб, встала и устало собрала тарелки. – А мне пора.

Таким образом деньги сами пришли к ней в руки. А вот с ГИОПом не получится. Надо и здесь что-то срочно делать. И она позвонила Николе.

– С добрым утром! Я тебя разбудила? – начала она виновато.

– Да нет! Я был в ванне… брился.

– Никола, ты можешь со мной поговорить сейчас?

– Но мы же уже говорим.

– Нет, мне надо серьезно поговорить.

– Мне снова приехать к тебе?

– Вообще-то… Нет, давай лучше по телефону!

– Ты что, с мобильника?

– Конечно.

– Тебе деньги девать некуда?

– Ну… я могу перезвонить из коридора, но у меня же нога… – Люда поежилась (на улице оттепель, а в квартире – холодрыга, не топят они, что ли?), дотянулась до батареи – огненная. Почему так холодно? Может, у меня температура? – Никола, у меня, кажется, температура.

– Из-за ноги, что ли?

– Наверное… – Так, все подготовлено. Можно о главном. – Ты только не падай! Во-первых, меня похитили…

– Ты откуда звонишь?

– Да нет, я сейчас из дому! Меня уже освободили… – И она рассказала о своих злоключениях с похищением.

Никола молчал. Поверил он сразу. И сразу стал соображать. Соображать, как наилучшим образом использовать эту ситуацию. Он чуял, что здесь скрываются необыкновенные возможности. Ей плохо – он ее спасает, она в него влюбляется. Да, о таком подарке судьбы можно только мечтать…

– Ты меня слушаешь? – Она уж всполошилась: не отключили ли и трубку? Потом испугалась, не прослушивают ли ее мобильник?

– Я слушаю… – Ее окрик прервал его головокружительные мечтания. И он не сразу вспомнил, на чем они остановились. – Ты можешь объяснить, почему я обо всем узнаю в последнюю очередь? – наконец схватил он потерянную нить разговора и страшно разозлился.

– Николушка, ну ты подумай, откуда эти напасти на меня?

– Так, слушай меня внимательно! Слушаешь?

– Да, – жалобно пропищала в ответ Люда.

– Ты никуда… Слышишь, никуда не выходишь из дому. Поняла?

– Поняла.

– Я постараюсь сегодня же все уладить.

– Что уладить?

– Все! И как только освобожусь, приеду! Я буду жить у тебя.

– У меня? Но, Никола…

– У вас будет кто-нибудь в квартире?

– Не знаю. Может быть, дядя Костя. Завтра, то есть уже сегодня дверь будут менять. Значит, он будет обязательно.

– Вот и прекрасно! Предупреди его обо мне. И ключ от комнаты оставь. Главное – жди меня!

Логика в его рассуждениях явно хромала, но напор был такой, что Люда даже забыла, зачем, собственно, рассказала ему об этом. Если Никола здесь поселится, это что же будет? Эта известие так поразило ее, что она вспомнила о сюзоровском доме, только когда он уже отключился. Она стала снова набирать его телефон, но у него было занято.

Забот же было так много, что она немедленно забыла о Николе, как только пришла прощаться Марипална.

После ее ухода Люда улеглась на диван. Надо как следует подготовиться к встрече с этим Дмитрием, все продумать. Во-первых, деньги. Надо взять деньги с собой, вдруг он потребует назад. Нет, но ведь он же ей должен был за эскизы? Должен! А еще она ему портреты рисовала. Значит, все-таки она имеет право отдавать не все. А вообще-то никаких расписок она ему не давала… Да-да! Вообще неизвестно, кто он такой, если его похищают. Порядочных людей никто не похищает. Хотя, конечно, если он богатый, за него можно получить хороший выкуп… Все! Никаких денег она с собой не берет, а если он потребует, она скажет, что он ей должен… за рисунки, неустойку. Конечно, сейчас не принято платить никаких неустоек, но коли заплатил, то назад тоже не требуй.

С некоторых пор, а точнее, с тех пор, как она побывала в парикмахерской перед свиданием со Стивом, она все чаще стала вспоминать о своем решении вести жизнь настоящей женщины. Правда, она готовилась к встрече с Одинцовым, и что из этого вышло?.. Сегодня снова представлялся случай провести решения в жизнь: впереди важная встреча и времени до нее навалом. Но не в парикмахерскую же бежать с больной ногой. И вообще, настоящие женщины не для других наряжаются, а для себя, чтобы самим чувствовать себя уверенно…

Маска, укладка, макияж… В половине пятого, когда зазвонили в дверь, она была уже совершенно готова. И даже в ушах сережки.

Артем сегодня был непривычно тих.

– Здравствуйте, Люда! Как ваше здоровье?

– Выздоравливаем помаленьку.

– Вид у вас шикарный.

Вот, пожалуй, и все, что он произнес за все время, что они общались.

Он предложил ей свою руку для поддержки, когда они спускались по лестнице, но она гордо отказалась. И, стараясь не прихрамывать (нога, оказывается, стала хуже после вчерашнего, не надо было совершать все эти подвиги), спустилась и дошла до машины.

На этот раз они сели в ту же машину, на которой ездили за город в первый раз. «Значит, свой «уазик», или как там его по-иностранному, они еще не нашли…» – отметила Люда. Артем по-прежнему молчал. Так и ехали под шум мотора, он даже приемник не включил.

Так же молча вошли в ресторан. Он, кажется, уже функционировал, но на дверях не было никакой вывески, а зеркальные стекла отражали улицу, то есть никакой рекламы. Это признак некой избранности: здесь собираются только «наши», «свои», а посторонним и знать не надо, что здесь находится. Прямо из холла через маленькую дверь попали, видимо, в кабинет Дмитрия. Он встал навстречу Люде, поцеловал ей руку и усадил в желтое кожаное кресло (этой комнаты, этой мебели она не проектировала).

– Кофе или что-нибудь выпить?

Митька был мальчиком из неблагополучной семьи. Его родители, причем оба, достигшие крупных обкомовских должностей, на сына расходовались недолго. Отец как-то ни с того ни с сего запил, а мать, оставив бесперспективного мужа и его отпрыска на бабушку, уехала к обкомовскому работнику другой области. Митька тяжело пережил это событие, но и виду не подал, затаил обиду глубоко в себе.

В разгар перестройки он достиг своего критического, подросткового возраста, тут же от бабушки ушел, и бог весть, чем бы он кончил, если бы не борьба. Борцовский клуб в подвале жилконторы на окраине их областного центра стал его домом и университетом. Тренер Миша собирал вокруг себя неблагополучных мальчишек под знамена восточных единоборств. И к началу перестройки у него уже было готовое хорошо обученное подразделение головорезов как нельзя кстати, пришедшееся на смутные времена. Миша сразу отличил маленького озлобленного мальчишку, не столько за успехи в борьбе, сколько за смышленость. Митька быстро стал его правой рукой, а потом и интеллектуальным ядром всего предприятия. А Миша заменил ему и мать, и отца. И имя ему дал новое, хотя и простое, производное от его собственного, Димитрия, Дымитрия – Дым. И Митьке это имя понравилось.