Лука сильнее, чем требовалось, хлопнул дверцей, кажется, от этого великолепная и мощная, как он сам, спортивная машина даже покачнулась.

Кэтрин решила, что сейчас он набросится на нее, и невольно попятилась, но он просто стоял и смотрел. Впрочем, от такого взгляда кровь закипала в венах.

Затем он оперся рукой о крышу и скрестил ноги, будто холодный йоркширский ветер, трепавший верхушки деревьев, не доставлял ему ровным счетом никаких неудобств. Будет ли он стоять так вечно, если она ему не ответит?

– Мне ничего от тебя не нужно. – Взгляды их скрестились, и Кэтрин ощутила давящую боль в груди. Вероятно, в ее душе всегда будут жить тоска и надежда, что этот человек мог бы стать другим. Но этого не случится. Ей не стоит позволять ему так вести себя с ней. – Я уже сказала, у тебя будет ребенок, а какие ты сделаешь выводы, только твое дело.

– А если я откажусь признать его, ты попытаешься сделать так, чтобы он считался ребенком моего отца, верно? – Взгляд был острым, словно лезвие, хотя выглядел он вполне расслабленным. – Таким образом, ты все равно получишь содержание, а ребенок – треть состояния. Это даст возможность вести роскошную жизнь, так ведь, дорогая мачеха? Позволь мне угадать. Все два года замужества ты пыталась забеременеть, но ничего не получилось. Потом отец умер, и ты поняла, что шанс упущен. Для Рафаэля существует лишь одна женщина – Лили. Так было даже тогда, когда она считалась мертвой. Поэтому оставался я.

Кэтрин захотелось переехать его на этой неуместно шикарной машине.

– Все верно. Ты меня раскусил, – кивнула она. – А как быть с тем фактом, что до ночи с тобой я была девственницей? И ты отлично знаешь, что это правда.

– Существует немало слов, которыми тебя можно охарактеризовать. – Он посмотрел на нее с прежним презрением. – Но невинность – не одно из них.

– Да? – едко усмехнувшись, произнесла Кэтрин.

– Ты не можешь позволить себе проиграть? – Было видно, что в нем закипает гнев. В такой ярости ей приходилось видеть его нечасто. – Если я никак не отреагирую, весь свет решит, что это ребенок моего отца. Ты в любом случае будешь иметь право на содержание до конца дней, пока твоя корыстная душа не покинет этот мир.

Кэтрин открыла рот, чтобы бросить в ответ что-то неприятное ему и обидное, но внезапно душу заволокло темное облако, пугающее, как воды Северного моря. Она попыталась разогнать его, ведь не раз давала себе слово, что этот мужчина никогда не увидит ее слез.

У нее ничего не получилось.

Они хлынули из глаз и предательски потекли по щекам.

Кэтрин громко всхлипнула и разрыдалась.

За два года, а особенно за последние двенадцать дней, в ней накопилось слишком многое, ей немало пришлось вытерпеть. И эти фотографии на страницах газет, колкости матери, твердящей, что по ее глупости история повторяется, но на этот раз все гораздо хуже. Давала о себе знать рана, нанесенная Лукой, а теперь он втыкал в нее иглы, бросая оскорбления.

Сложно поверить, что перед ней тот же мужчина, который был так нежен в их первую ночь в Сономе. Тогда он заботился о ней.

Кэтрин рыдала и не могла остановиться.

– Как ты можешь? – спросила она, затаив дыхание. – Тебе ведь прекрасно известно, что ребенок может быть только твоим!

– Почему? – Он уже не выглядел таким спокойным, как минуту назад. Лука был не похож на самого себя. Исчезли ленивые движения и насмешливое выражение лица, он угрожающе двигался на нее. Взяв за подбородок, он повернул ее лицо к себе. – Ты до двадцати пяти лет хранила свою девственность, устояла даже перед мужем, и все ради того, чтобы отдаться на заднем сиденье автомобиля своему пасынку? Возможно ли это без серьезных мотивов? Что это еще может быть, кроме хорошо составленного плана?

Кэтрин действовала как в тумане. Она не помнила, как выронила из рук сумку, как подняла их и начала колотить кулаками его в грудь.

– Потому что я полюбила тебя, глупый ты человек!

Он поймал ее руки и заставил остановиться. Выражение его лица стало таким, что Кэтрин невольно замерла. Она смотрела на него во все глаза, слыша лишь собственное тяжелое дыхание.

Сердце сжалось при мысли, как глупо она поступила.

– Тогда ты единственная, кто когда-либо испытывал ко мне это чувство, – неожиданно тихо произнес Лука.

Оказывается, разбитое сердце можно разбить еще раз.

Лука отпустил ее руки, и Кэтрин принялась утирать слезы. Сам не понимая причины, он испытывал невероятное волнение. Все в этой ситуации было странно, но ему это нравилось, нравилось даже то выражение, с которым смотрела на него Кэтрин.

Для чего он сюда приехал? В очередной раз сделать ей больно? Пожалуй, он лгал даже самому себе. Статья была лишь оправданием для того, чтобы увидеть ее вновь, и ради этого Лука был готов на многое. Ему было необходимо увидеть Кэтрин, только она могла разогнать черную мглу в его душе, хотя Лука не видел ни одной причины, по которой она захотела бы это сделать.

– Как нелепо, – произнесла Кэтрин, на этот раз немного раздраженно. – Тебя многие любят. Все любят, весь мир.

– Я просто популярен. А это не одно и то же.

– Твоя семья…

– Послушай, – перебил ее Лука, мрачнея, – мой отец любил только деньги, ну еще искать новых жен. Мама любила только свои недомогания. Рафаэль любит Лили. С раннего детства я знал, что ни в одной из этих жизней мне нет места. Я искал не любовь, а возможность контролировать свою жизнь. Мне нужна была уверенность, что никто больше не ранит мою душу так, как они, что я не испытаю боль, которую они причиняли себе и другим. Возможно, я до сих пор не знаю, как это сделать.

Кэтрин нахмурилась и потянулась к нему:

– Лука…

– А потом появилась ты. – Он грустно усмехнулся. – С первой минуты ты проникла в самое мое сердце. Ты два года была женой отца, а я два года сходил с ума. Я в жизни не встречал женщины, которая вызывала бы во мне такие чувства.

– Ты уже говорил об этом.

– Я не мог не видеть тебя, Кэтрин. Не мог заставить себя остановиться. – Он покачал головой. – Я потом случилось так, что я к тебе прикоснулся. И уже не хотел от тебя отказываться. Я подумал, что наконец нашел способ доказать родственникам и себе самому, что могу быть другим. – Он с трудом перевел дыхание. – А потом ты меня предала. И я понял.

Глаза ее потемнели, взгляд стал настороженным.

– Что ты понял?

– Жизнь подарила мне мгновения, которые я не заслужил. Я тебя ни в чем не обвиняю, Кэтрин, ты не обязана хотеть быть со мной и, конечно, вправе желать, чтобы мой ребенок меня не видел. Чему я могу его научить? Быть таким, каков я сам?

– Хватит, – прервала его Кэтрин.

– Я буду помогать тебе, сделаю все, что захочешь, – продолжал он, не обращая внимания на ее протест. – Впрочем, я не буду удивлен, если ты отвергнешь и это.