В глубине души он не понимал, как Кэтрин может так искренне хотеть быть рядом с ним. Она сама приняла решение остаться на работе. Может ли это быть коварной игрой?

– Какой реакции ты добиваешься? – спросила его очередная мачеха, когда он переколотил всю посуду за ужином.

Джанни тогда просто вышел из комнаты, не взглянув на сына, словно считал его пустым местом. Мачеха осталась, и лицо ее приобрело ледяное выражение.

– Я ненавижу тебя! – закричал Лука со всей злостью, накопившейся в душе десятилетнего мальчика.

– Ты зря считаешь, что тебя кто-то ненавидит, – сказала она. – Но и носиться с тобой никто не собирается. Чем раньше ты это поймешь, тем тебе будет легче.

Лука запомнил эти слова на всю жизнь. И больше никогда не пытался привлечь к себе внимание.

Он с трудом вдохнул свежий весенний воздух. Было воскресенье. Он разбудил Кэтрин так, как делал всегда, еще на рассвете, а потом отправился на долгую пробежку по просыпающемуся городу, чтобы взбодрить мышцы, которые еще помнили все, что делали ночью. Площади с фонтанами, днем заполненные туристами, были пусты, и весь город принадлежал ему одному. Рядом не было ни одного человека, который мог бы наступить ему на ногу. Это было его любимым временем суток. Лука бежал все быстрее, потом сбавлял темп, любуясь теми местами, которые ему нравились. Вспомнив, что дома его ждет Кэтрин, он решил, что пора возвращаться.

Сегодня ее не было на первом этаже его квартиры, как случалось обычно. Она, как правило, ждала его на кухне, готовила кофе и завтрак. Лука взбежал по лестнице, ведущей в спальню под крышей, надеясь, что найдет ее там. Удивительно, но там тоже никого не было, он увидел лишь откинутое на край пуховое одеяло и примятые подушки.

Лука выглянул в окно и увидел Кэтрин на крыше. Она стояла к нему спиной и смотрела на город у ее ног. Он быстро прошел в ванную, принял душ и надел брюки, оставленные на краю кровати.

Услышав, как раскрылись стеклянные двери, она даже не повернулась. Он прошлепал мимо бассейна, но и этот звук не заставил ее оторваться от открывающегося пейзажа. Она стояла почти у самого края, и спина ее была слишком прямой и напряженной.

– Я надеюсь, ты не собираешься прыгнуть, – сказал он, обнимая ее за плечи.

Кэтрин не пошевелилась. Она была очень бледной и выглядела… испуганной. По крайней мере, он так определил бы это состояние, будь перед ним другой человек.

– Что-то случилось?

Кэтрин сглотнула и сильнее завернулась в наброшенный на плечи свитер, словно использовала его как щит. Она медленно повернулась к нему.

– Не знаю, как тебе сказать, – произнесла она, и даже голос показался ему чужим.

Глаза были такими темными, какими он никогда их не видел. Губы плотно сжаты и превратились почти в тонкую линию. Лука протянул руку, она вздрогнула и отшатнулась от него.

– Лучше скорее со всем покончить. – Он нахмурился, ощущая неприятный холодок внутри.

Несколько мгновений она смотрела ему в глаза и молчала. Было похоже, что она собирается с силами.

– После того, как ты ушел, – начала Кэтрин, и голос опять показался ему странным, она говорила монотонно и тихо, – мне стало плохо.

– Тогда почему ты здесь стоишь? Ложись в постель. – В его груди вспыхнуло непривычное желание оберегать и защищать. – Пойдем.

– Меня стало часто тошнить, а некоторое время назад в животе появилось какое-то неприятное ощущение, – сказала она, не двигаясь. – Но все быстро проходило. Я подумала, может, это от волнения. – Она замолчала и внезапно затряслась в ознобе, сдерживая рыдания. – Но сегодня мне в голову пришла одна мысль, и я утром пошла в супермаркет и купила тест. Мои подозрения разрешились, я получила ответ.

Лука похолодел и замер там, где стоял. Казалось, он все понял. Ветер, ставший предвестником весны, закружился между ними и растрепал ее волосы. От вспыхнувших лучей света город засветился множеством красок. Звуки машин стали громче и окружили их.

Все сказанное ею было именно тем, что он предвидел и боялся услышать с той самой ночи в Калифорнии, – происходящее между ними ложь. Обман. Удар, которого он ждал все это время, наконец достиг его лица. Слова женщины, которая так притягивала к себе, накрыли его снежной лавиной. А ведь именно она дала ему надежду, что он может стать другим, что жизнь его может измениться. Она заставила его забыть прописные истины, которые он отлично знал.

Казалось, он помнил о них всегда, никогда не позволял самоконтролю ослабнуть, никогда до встречи с ней. Он никогда не стремился к вниманию людей, никогда даже не надеялся на нечто подобное.

Именно поэтому.

Даже сейчас, слушая ее, ощущая, как каждое слово резко врезается в сердце, понимая, что его использовали как последнего дурака, он отдал бы все, только бы изменить, дать ей шанс сказать что-то другое.

Не важно что.

Главное, чтобы она не отбирала у него шанс позволить себе и дальше думать, что он может быть другим, не таким жестким и циничным…

Что не такова его судьба.

История с Кэтрин была иллюзией.

Надо было понять это с самого начала и никогда не забывать.

Даже когда в сердце жила надежда. Господи, ведь он так надеялся.

– Лука… – произнесла Кэтрин, и его имя слетело с ее губ словно плевок. Вот он, последний бой в войне, которую она вела втайне от него. А он ничего не понял. Даже не предполагал. Он перестал видеть в ней врага, а она всегда была только им. Всегда. – Лука, я беременна.

Кэтрин очнулась и заметила, что стоит, сжав руки, и не может расслабиться, несмотря на то что такое положение ей неудобно. Мужчина, ставший ее любовью, замер рядом, будто превратился в камень, стал таким же неодушевленным предметом, как и все на этой террасе. Одна из статуй в этом древнем городе.

Кэтрин сама не понимала, чего ожидала от него. Лука не побледнел. Не разразился гневным криком. Его реакция не была одной из тех возможных, когда чувства выплескиваются через край. За проведенный наедине с собой час она вообразила себе множество вариантов, гадая, какой же из них он выберет, когда узнает эту пугающую новость, и каждый раз, когда в голове возникал новый, она начинала трястись от страха.

С Лукой не происходило ничего, что она могла предположить.

Он просто стоял и смотрел на нее.

Взгляд сместился с лица на живот, будто он надеялся визуально определить, говорит ли она правду. Это будет возможно, но еще не скоро. Казалось, приложив усилие, он перевел взгляд обратно вверх. Постепенно его лицо приобрело напряженное выражение, стало суровее, и от этого внутри все стянулось в тугой узел. Когда он все же заговорил, тон его был равнодушно-презрительным, что оскорбило ее еще больше.

Она знала этот голос, но уже забыла, как его ненавидела.

– Полагаю, ты уже приготовила необходимые документы с требованиями?