А здесь такое творится…

Маринка на кухне усердно чистила овощи. Что-то напевала. Увидев Надю, привычно-обиженно заканючила:

— Мам, сегодня в техникуме дискотека. Меня Артем провести обещал. Все девчонки будут там. Можно, и я пойду?

Надежда махнула рукой: отцепись, мол. И вышла.

Заглянула в столовую — никого.

В кинозале — тоже.

С левого крыла доносились приглушенные голоса мастеров-паркетчиков и киевского дизайнера.

Снова поплелась наверх — госпожа Ольга стояла под парадным портретом сестер Барвиненко и полировала мягкой пилочкой ногти.

Посмотрела спокойно, спросила ленивым тоном:

— Что опять произошло? Что с тобой?

Надя не хотела сразу пугать и ее, поэтому сначала несмело спросила:

— Вы давно заходили к Кириллу Ивановичу?

Ярыжская недовольно удивилась:

— Совсем не заходила. Ты же знаешь, он не любит, чтобы лишний раз беспокоили, когда работает.

Надя вздохнула. Сказала с холодной улыбкой:

— Мне кажется, там что-то неладно.

— Кажется — или в самом деле?

— Я… Я не знаю… Надо сказать, что приехал дизайнер из Киева. Я стучала, а он… Не отворяет.

— Хм-м… — Ольга потянулась всей спиной, будто кошка. — Пошли, посмотрим, что там неладно.

Она первой вошла в кабинет. Надя — за нею.

В кабинете никого не было.

Абсолютно.

Ни одного живого или мертвого человека, кроме них, только что вошедших.

Из музыкального центра слишком громко, но теперь успокаивающе неслось «Yesterday».

— Кирюша! Где ты? — позвала Ярыжская. Спросила у Нади:

— Куда это он девался? Вроде бы и не выходил.

Обе вышли назад, и подались к библиотеке.

— Кирилл! — снова повысила голос Ольга.

— Что там? Ни минуты покоя! — откликнулся голос Кирилла Ивановича. Зашлепали по винтовым ступеням из башенки его большие домашние тапочки. — Что там случилось? — Он спускался вниз, живой и здоровый, в серых брюках и коротком домашнем халате.

— Приехал Буруковский, — известила Ольга.

— Ну и что? Он и сам всегда знает — что делать.

— Тебя Надя искала.

— Что вам, Надежда Карповна?

— Я… — Надя запиналась, так как переживала бурный переход от ужаса к эйфории. — Я только хотела… Рассказать о приезде…

— Благодарю, рассказали.

— Наде пригрезилось что-то странное, — вмешалась Ярыжская.

— Снова? — Кирилл Иванович не скрывал неудовольствия. — Что на этот раз? Из унитаза вылезла красавица? Или на этот раз для разнообразия — красавец?

— Извините, на этот раз совсем какая-то глупость, — Надя улыбалась теперь совершенно искренне. — Мне показалось, то есть примерещилось, ну, в общем, что вас зарезали.

Ярыжский хмыкнул:

— Карповна, я и не знал, что вы начали употреблять алкоголь в рабочее время.

— Я не пила, ей-богу! И капли во рту не было!

— Надя многовато работает, — благоразумно заметила Ольга Владимировна. — С утра до ночи. Почти без выходных. И за себя, и за Тимофеевну, и за… Словом, завтра я скажу тем сестрам, то есть кумушкам — как их там? — чтобы определились: или — к нам, или пусть и дальше у себя на молокозаводе метут за три копейки. Надя, скоро вы будете иметь надлежащую помощь.

— Благодарю, — Щукина наклонила голову и подобострастно удалилась.

До кухни она шла в прекрасном расположении духа, но уже там, среди привычных уютных запахов, в сердце возвратились сомнения.

— Мамунечка, как же насчет дискотеки? — Маринка уже старательно нарез #225;ла морковь.

— Что за дискотеки среди недели? Уроки надо учить. Ты и так много пропустила.

— Да нам почти ничего не задали… Ну ма-ам…

— Ты оставишь меня в покое или нет?

— Так всегда: на дискотеку нельзя, на баронессу взглянуть — нельзя.

— Последняя претензия не ко мне. Она не выходит из комнаты, — механически заметила Надежда.

— А давай ужин ей понесу я. И увижу…

— Сейчас ты увидишь, какая я бываю злая! — взорвалась неожиданным гневом бывшая учительница.

Маринка надулась и уже не мешала размышлять. Но сначала мысли Нади направились в сторону печальной статистики падения местной морали. Это же не шутка, уже в бар девушка девятнадцати лет не может зайти — перестарок. Там только пятнадцатилетки с ребятами развлекаются. Мини-юбки на них абсолютно развратные — почти трусы видно. А у некоторых и не почти. Конечно, и Маринке горит, конечно — скоро пятнадцать, а у нее еще и кавалера не было. Туда же, спешит…

Потом перед глазами снова всплыл мертвый Ярыжский. Лежал вниз лицом… Прямо на полу. Нет, на ковре… А последний раз, когда заходила с Ольгой, был ли на полу ковер? Вчера его чистила пылесосом… А сейчас он есть ли нет?

Почему-то захотелось проверить, все ли похожие на тот кухонные ножи на месте. Вот они, новенькие, с черными ручками. Одного нет. Зачем-то еще раз пересчитала: пять, а шестого, самого большого, не было. Заглянула в мойку, посмотрела по шкафчикам, на столах — нет.

За окном начал синеть вечер, большая черная ворона сидела на ветке и неодобрительно смотрела в кухню умными глазами-бусинками. Маринка снова завела старую песню о дискотеке.

Зашла госпожа Ярыжская и медовым тоном спросила про Надино здоровье. Потом разрешила пойти домой и отдохнуть до завтра.

— Ну, как я пойду? У вас же гости. И ремонтников еще не кормили.

— Не беспокойтесь, и у меня руки есть. Сама все сделаю. Вам надо отдохнуть. Проведите наконец семейный вечер с дочерью.

Надя устало улыбнулась. В конце концов, она три недели работала без выходных. И заслужила этот вечер. Через пятнадцать минут, закончив все приготовления к ужину, они с дочерью уже бодро маршировали к городку, вдыхая свежий морозный воздух. Какое им дело до чьих-то запутанных проблем?

Маринка поставила крест на ожиданиях круто развлечься этим вечером и больше не канючила.

Солнце зашло, но до настоящей тьмы было еще далеко. Сумерки, снег, небо — ярко-багряное на западе, и синее с первыми звездами — над головой.

И пьянящее ощущение свободы. Ото всего, абсолютно. И ото всех.