– Стало быть, вы хотите знать мое мнение? – отрывисто произнесла она, тут же напомнив славную Лорен.

Я с готовностью кивнул. Аньетта подбоченилась:

– А мое мнение простое. Никакой вы не художник, а ищейка, потому и приехали на виноградник, чтобы расспросить меня о хозяине. Из Лозанны, говорите, прикатили, а номера-то у машины – женевские. Если еще интересно мое мнение, так скажу и про Бенини – парень натворил что-то серьезное, и считаю я так не потому, что он меня, старуху, прогнал из своего дома, а потому что странно все это. Сколько лет я у них работала, еще при старом Бенини, и потом, когда молодой почти перестал приезжать, и за все время отродясь не было никаких конфликтов, все тихо-мирно. А тут вдруг примчался ни свет ни заря, вызвал меня, старуху, да и рассчитал как последнюю пьяницу какую-то. Заплатил вдвое больше, чем был должен, в глаза не смотрел, торопился, и руки тряслись, как вон у нашего Матье с утра после загула трясутся. Раньше-то и пошутит всегда, и посмеется, обязательно расспросит обо всех городских сплетнях, а тут – на тебе, проваливай!

Я был в восхищении – эта маленькая спокойная женщина дала бы фору всей полиции кантона со мной в придачу. Женевские номера! Туды ее в качель.

– Браво! – одним коротким словом выразил я все переполнявшие меня чувства, а Аньетта с достоинством наклонила голову, словно актриса на сцене. – Вы абсолютно правы: я – частный детектив и расследую дело, о котором пока могу говорить. В сущности, мне необходимо уточнить одну деталь: был ли Пьер Бенини в Танси двенадцатого июня.

Аньетта хитро прищурилась:

– Я и говорю – был, конечно! Когда он рассчитал меня, заплатив вдвое больше положенного? Когда руки у него тряслись и глаза бегали? Двенадцатого июня! Уж я-то этот день запомню надолго. Рано утром, только солнце взошло, вдруг – стук в дверь. Открываю – хозяин! Господи прости, весь будто ошпаренный, рубашка несвежая, словно сутки не переодевался, под мышками мокро. А ведь он франт! Ну и выставил меня тут же, даже вещи собрать помог. Иди, мол, Аньетта, на все четыре стороны, а я замок уж продал. Если хотите знать мое мнение, я тогда еще подумала, что парень в нехорошие дела вляпался, кому-то по-крупному задолжал, вот и крутится, дом продает.

– А он действительно продал дом? – полюбопытствовал я.

– Какой там! – махнула рукой Аньетта. – Ничего он и не думал продавать. Хотите знать мое мнение? Просто Бенини решил меня поскорее выставить. Сами судите: приехал ночью, не переоделся, душ не принял и с первыми лучами солнца – ко мне, чтоб побыстрее выставить вон.

– Извините, – перебил я добрую женщину. – Я хочу уточнить: вы жили в самом доме Бенини?

Она покачала головой:

– Сразу видать, вы не были в его поместье. Большой парк, тисовая аллея, цветник перед домом. И дом-то большой, в три этажа. Но туда я заходила только раз в месяц, чтобы вытереть пыль, пропылесосить ковры и прочее. Если хозяин собирался приехать с гостями, то заранее предупреждал, и я особенно тщательно готовила комнаты. В таких случаях мне на помощь приходила еще Леонелла Жюль, знатная повариха. Но гостей-то мы давно не видели, и сам хозяин редко приезжал.

– И откуда же он вас выставил? – не мог взять я в толк.

– Так из домика садовника в конце парка, – пожала плечами Аньетта. – Раньше, при старом Бенини, там действительно жил садовник, а мы, прислуга – в мансарде дома. Потом старый хозяин умер, а Пьер тут и не жил почти. Садовника рассчитал первым делом, и вообще из прислуги одна я осталась, меня он и определил в домик садовника. Я в поместье за все про все главная была: и за цветниками смотрела, и за порядком в доме, со всем справлялась. И разве я что не так делала, разве хоть раз что-нибудь попортила или украла? А выставили меня как последнюю воровку какую.

В голосе ее зазвучали слезы. Бедная женщина поджала губы.

– Хотите знать мое мнение? Не поступают так с честными людьми, да и Бенини не какой-нибудь грубиян, а это значит – нечистое тут дело. Боится он чего-то, очень боится. Мне наврал, что дом продал, а сам ведь наезжает сюда чуть не каждый день, к ночи, многие его видели.

Между тем я заметил, что из-за машины к нам неуверенно, как-то боком приближается Синяя Мари.

– Я извиняюсь, – проговорила она, дряблой рукой не без кокетства взбивая давно не мытые космы, – у вас закурить не найдется?

Я без тени сожаления сунул красавице почти целую пачку «Голуаз», порешив, что с меня довольно курения. Черная полоса, можно сказать, прошла, я практически нашел Ольгу, а значит, дело вступило в стадию завершения: коню ясно, что в имении Бенини и томится пропавшая Ольга, и именно к ней он наезжает по вечерам на ночь глядя – чтобы покормить и успокоить обещанием жениться в ближайшие дни или что-то в том же духе. Теперь мне ни к чему ночные бдения, мучительные головоломки под дым сигарет. Пора возвращаться к здоровому образу жизни: йогурты, апельсиновый сок и мюсли по утрам, овощи и мясо птицы – в обед, креветки с ананасом – на ужин, энергичные пробежки перед сном. Да здравствует здравый смысл во всех смыслах!

Я горячо поблагодарил Аньетту, галантно вручив ей хрустящие франки за помощь, и в великолепном настроении сел за руль. Проезжая через Аллеман, я почувствовал собачий голод и, убедившись, что время приближается к трем, отобедал в местном ресторанчике и в самом распрекрасном настроении двинул домой – в Версуа.

Я готов был голову дать на отсечение, что уже к вечеру вернусь в Танси в сопровождении комиссара Танде, и вместе мы освободим рыжую глупую Ольгу. Затем, разумеется, Бенини будет предъявлено обвинение, Монтесье немедленно отречется от старого друга, а тот, в свою очередь, заложит его как убийцу Жосье и до кучи – Шарлотты. Логично?

Если хотите знать мое мнение, я вел себя как человек, страдающий дефицитом йода, то есть – кретин. Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, часто повторяла моя любимая бабуля Варя из-под Тулы. В тот день, самоуверенно прозакладывав собственную голову, я вполне мог бы остаться без нее.

В пятом часу вечера я прибыл в Версуа и, прямо скажем, с честью выдержал суровый допрос Лорен.

– Ты пропустил обед, – мрачно объявила она.

Я, как мог доходчиво и мягко, объяснил, что ездил в связи с расследованием в другой кантон, узнал массу полезных сведений, а пообедал по дороге.

– В этом доме вот уже на протяжении сорока лет обед – ровно в час, – хладнокровно выслушав мои объяснения, отрубила Лорен. – Думаю, нет ничего сложного в том, чтобы явиться вовремя к столу.

Я немедленно почувствовал себя до крайности разболтанным типом, никчемным созданием, бельмом на глазу швейцарского общества, к которому временно примазался, оправдываясь участием в следствии. Пока я сердцем переживал всю эту гамму чувств, Лорен спокойно удалилась в сад к своим вазонам и клумбам. Пытаясь вернуть себе хорошее настроение, я поднялся на второй этаж, но едва шагнул по направлению своей (пардон – Шарлоттиной) комнаты, как сзади неожиданно скрипнула дверь. Я невольно вздрогнул и обернулся. Разумеется, из дверей соседней комнаты мне изо всех сил подмигивала Соня, зазывая к себе.