— Ты успокойся, Никодим. Иди отдыхай. Все ж двое суток на ногах. Сегодня спи. К вечеру придет трактор. И люди. Завтра работать начнешь. Силы понадобятся. А с виновными мы и без тебя справимся. У нас с ними свои счеты. Все предъявим. Рады будут на луну от нас сбежать — сами, без уговоров. Ни одного больше не увидишь на своем участке. Живи спокойно. За тайгу и за тебя есть кому вступиться. А чтоб геологам неповадно

было впредь, материал сегодня же в прокуратуру пошлем. Там разберутся. И виновных не оставят без наказания.

— Это мне и так известно. Но не забывайтесь. Вы в данном случае говорите не как работник государственного учреждения, а как делец. Что вы грозите мне?! Случился пожар. Это факт. Никто не отрицает. Но чья вина в том — будут разбираться специалисты. И установят не только причину, а и виновных. Мы тоже не по своей прихоти здесь. А делаем нашу работу. Порученную, как и вам, государством. И наше дело не менее важное, чем ваше. Не вы распоряжаетесь работой геологов. Не вы прислали нас сюда. Не вам и командовать, где и когда сворачивать работы. Мы еще посмотрим, кто будет виновным признан! И кто оплатит ущерб. Мои люди тоже потеряли на пожаре рабочие дни. Посмотрим, кто их оплатит. Кто компенсирует день простоя профиля? Это вы дали почвенные карты нам, которыми мы пользовались и взяли за основу! А вот торфяные залегания в них не указаны.

— Лесник говорил!

— Лесник — не официальные карты. Его слова не пришьешь к заключению почвоведов! — терял терпение Ашот.

— Подорожник предупреждал.

— Он не почвовед. Он специалист в своей области. И мы не обязаны были прислушиваться к его рекомендациям!

— Прокуратуру послушаете! — не уступал директор.

— Там всех выслушают. И разберутся. Обращайтесь. Я только рад буду такому повороту!

— Что ж, посмотрим на вашу радость, какой стороной она к нам повернется. Но и после слов лесника вы обязаны были вызвать специалистов-почвоведов для повторного анализа!

— И потерять на этом целый месяц! Так? Наши задания тоже связаны с определенными, жесткими сроками, которые не имеем права нарушать. Вы свои заботы не перекидывайте на чужие плечи. Самим надо управляться, следить и перепроверять. В случае сомнений. И мы не будем отвечать за ваши просчеты и ошибки! — горячился Ашот.

— Но мы заставим вас считаться с нами! — уже кричал директор лесхоза.

— С вами, но не с ротозейством! Организация полезна тогда, когда в ней работают опытные специалисты, приносящие реальную пользу своим делом. А не очковтиратели и крикуны.

— Да хватит вам! Надоело. Голова пухнет от ваших криков. Праведники сыскались. Виновных искать будете. Не беде помочь, а горя прибавить горазды. Иль тем сыты станете? Иль участок тем поднимете? Радость получите, изголяясь, кто праведнее да ученее? Разве о том нынче говорить надо. Неужель, став начальниками, людьми быть перестали? О чем спорите? Кто больше потерял на пожаре? Геологи иль мы? Да нет. Тайга потеряла больше всех. А она каждому нужна. Всегда. А вы копейки на ее гибели считаете. Крохоборы. За грошами — тыщи проглядели. А еще грамотные. С дипломами. Где такие берутся? — отвернулся лесник; вздрагивая плечами, отошел от пристыженных спорщиков.

Директор лесхоза неуклюже топтался на месте, выжидая, когда уйдет Ашот и можно будет без свидетелей помириться с Никодимом. Но Ашот не уходил. И, кажется, не собирался оставлять наедине лесника и директора.

Евгению Дмитриевичу Лебкову, директору лесхоза, очень нужно было поговорить со стариком с глазу на глаз. Но к тому уже подошел Ашот:

— Прости нас, Никодим. Прости нашу глупость. У тебя горе, а мы… Ты прав. Не о том говорили. А спорить уже не о чем. Ты только зла на нас не держи в душе.

— Пошли ко мне в избу, — внезапно предложил Никодим обоим.

Ашот и директор, перекинувшись неприязненными взглядами, все же молча последовали за лесником.

В доме оба за стол сели. Хозяин на стол накрыл. Достал рябиновую настойку. Выпить предложил. Отказались дружно. Сославшись на дела и заботы. На предстоящий нелегкий день. Никодим оглядел обоих начальников, усмехнулся:

— И смешно и горько мне смотреть на вас. Чего насупились? Ведь не вы — участок беду потерпел. А друг в дружку глазами молнии мечете. Ко мне геолог сумел подойти. Извинился. Верно говорил. А вот друг с другом почему не можете? Иль взвешиваете, кто из вас больший начальник, а кто меньший? Чтоб достоинство соблюсти? Ан достоинство не в чинах, а в человечности.

Лебков нервничал. Поглядывал на часы. Ашоту в избе было тепло и хорошо. Он не торопился.

— Недавно у меня человек тут был. Из геологов. Неподалеку, с базы он. Лес любит шибко. И понимает его. Всю жизнь в тайге работал. Молодых учил — на разум наставлял. Теперь они в начальники вышли. А он, как раньше. Только совсем старым стал.

Ашот сразу понял, что рассказывает лесник о Василии. Стал внимательнее вслушиваться. А Никодим продолжал:

— Человек тот всю жизнь геологов ваших от беды в тайге берег. Сердце ихнее к лесу приучал. Чтоб любили. Уж сколько раз по глупости своей погибнуть они могли — счету нет. Он тайгой их выхаживал. И нынче — все ребята живы-здоровы. Свою работу любят. Крепко. А вот тайгу… Чужой так и осталась она для них. И ушел бы тот человек от геологов давно. Да только привык он к тем ребятам. А и в тайгу совестно нынче соваться. Виноват он перед ней за тех геологов. Потому всюду чужой остался. Геологи в стариках не нуждаются, они — обуза. Конечно, не гонят их от себя. Кормят. Но в памяти схоронили. Заживо. Значит, жизнь того человека нынче — не лучше моей. Никому не нужна. Как и я, он остался на пепелище. А в нем — ни тепла, ни радости. Даже крохи памяти нет.

— Знаю, Никодим, о ком ты говоришь. Хороший он человек. Сам ему многим обязан. Да только поймите же вы правильно, не могут люди рождаться одинаковыми. Не бывает такого. Один — тайгу любит, другой — небо, третий — море. А иные — просто свою работу. И не может один человек полюбить все одинаково. Противоречия его разорвут.

— Это как же? Если он любит небо, землю и море — это же одно целое. Почему человек порваться должен? — изумился Никодим.

— Ну как же не понял? Если ты любишь землю, ты станешь пахать ее, под поле?

— Я лес насажу!

— А другой, тоже любящий землю, под поле его раскорчует.

— Кто ж дозволит? — подскочил Никодим.

— Да я к примеру.

— Хорош пример!

— Но ведь колхозники не могут в твоей тайге разводить огурцы, помидоры, картошку.

— Им на это своя земля дадена. А мою — не трожь! — сердился лесник.

— Но они тоже на земле живут. С нее кормятся и любят по-своему. Хотя, вполне возможно, что к лесу они равнодушны, — заметил Ашот.

— К лесу, но не к земле. И ей они пользу приносят. И не только для себя на ней работают, а много люда с нее кормят. Значит, ихняя любовь — хорошая. А вот вы что земле дали?