Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как вы? — неожиданно возник передо мной мужик в жилете. И скривился. — Простите! Не успел среагировать. Эти бродяги гнались за вами? — Он кивнул мне за спину.
Я оглянулась. «Бродяги» куда-то исчезли. Я с недоумением уставилась на мужчину. Он понял. Подул на разбитые костяшки пальцев и пояснил:
— Я им слегка поддал, и они сбежали. Чего они хотели от вас?
— Н-не знаю, — с трудом произнесла я, словно эта проклятая краска склеила мне челюсти. — Сначала они пристали ко мне в подъезде, а потом возле машины. Видно, сумочку хотели отобрать.
— Это не из наших, — сказал мужчина. — Я тут всех знаю. — Да, — спохватился он, — это ваша машина с открытой дверцей стоит? Надо бы ее закрыть!
Я молча подала ему ключи. Справился он за пару минут и снова вернулся ко мне.
— Вид у вас неважнецкий, — он виновато улыбнулся и почесал в затылке, — но ничего, сейчас мы что-нибудь придумаем. Давайте, пройдем ко мне в дворницкую.
— Вы — дворник? Васильевич? — догадалась я, слава Богу, память мне не отшибло. — Мне о вас Эльза Марковна рассказывала.
— Я видел, как вы вместе выходили из дома, — сказал дворник и подал мне руку, она была уже в белой нитяной перчатке. — Ну же, смелее! Пошли ко мне!
И я, оставляя зеленые следы на асфальте, поплелась рядом с ним. До обещанного приезда доктора оставалось чуть больше часа. Но я решила позвонить Римме позже, когда избавлюсь от этого липкого и вонючего кошмара.
Комната, в которую привел меня мой спаситель, находилась в подвале. Она была заставлена метлами, деревянными и совковыми лопатами. Стены были оклеены обоями, а над старым письменным столом, покрытым куском линолеума, висела картина Шишкина, вернее, ее репродукция. «Рожь», кажется, так она называется. Хозяин первым прошел в комнату, а я застыла на пороге, не решаясь двинуться дальше, чтобы не оставлять следов.
— Переобуйтесь снаружи, — приказал мне дворник и передал мне кеды, размеров этак на пять-шесть больше, чем моя обувь. — Пол холодный, — пояснил он, заметив, что я смотрю на них с содроганием.
Он отдернул ситцевую занавеску в углу, за ней скрывался унитаз и поддон, над которым свисал с потолка рожок душа.
Я все не решалась переобуться. Дворник снял со стеллажа, на котором громоздились банки с краской, бутылку и тоже передал мне.
— Здесь растворитель, — сказал он. — Попробуйте оттереть краску. — Он достал из ящика несколько тряпок, судя по всему, остатки мужской рубашки. — Вот ветошь, возьмите. Пройдите в душ, а я пока попробую найти, во что вам переодеться.
Я принялась переобуваться. Дворник подошел к двери, и я отпрянула в сторону, чтобы пропустить его. Не глядя на меня, он бросил:
— Сюда никто не посмеет войти, а я вернусь через пятнадцать минут.
Я переступила порог, и он захлопнул за мной дверь. Я быстро проследовала в душевую, слабо представляя, как я избавлюсь от краски. Брюки на мне стояли коробом, футболка прилипла к животу. Я задернула за собой занавеску и поставила бутыль с растворителем на полочку. Затем торопливо разделась, причем в некоторых местах одежду пришлось отдирать от кожи. В углу стоял большой бумажный мешок. Я затолкала одежду в него и оглядела себя. Более чем печальное зрелище! Зеленые ноги, зеленый живот… Но самое большое впечатление на меня произвели руки. Краска вперемешку с песком! И все-таки это было гораздо лучше, чем попасть в руки этих молодчиков!
Я вздохнула и намочила тряпку растворителем. Я не была уверена, что дотянулась всюду, куда попала краска. И все-таки, когда снова хлопнула дверь дворницкой, я уже принимала душ и старалась дышать носом. Потому что запахи в дворницкой после обряда оттирания, стояли мерзкие. Дворнику это, видно, тоже не понравилось, потому что я услышала, как он открывает окно.
— Все нормально? — спросил дворник, когда я выключила воду.
— Почти в порядке, — отозвалась я. — С трудом, но избавилась от краски.
— Я тут кое-что принес из одежды, положу на стульчик рядом с занавеской. Тут же полотенце, — сообщил дворник.
Я проследила за его тенью, как она появляется, а затем исчезает. И после этого протянула руку, и быстро схватила то, что лежало на стульчике. М-да! Я окинула взглядом то, что он назвал «одеждой для меня». Новенькие джинсы, все бы ничего, но размера они этак на четыре больше, а то и на пять. Предусмотрительный хозяин дворницкой приложил к ним рулончик эластичного бинта, чтобы я могла удержать их на себе. Рубаха, тоже не надеванная, только, когда я нацепила ее на себя, манжеты оказались почти на уровне колен. Я, правда, закатала рукава, но сама она тоже была мне до колен и скрывала подтянутые чуть ли ни до груди джинсы. Когда я подвязала их бинтом, то едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Такой неуклюжей я себя не чувствовала с тех пор, когда ходила беременной. Но кеды убили меня окончательно. Я туго затянула шнурки, но мои ноги болтались в них, как рыбки в большом аквариуме. И я приложила усилия, чтобы мы, я и кеды, двигались в ногу и в нужном направлении, а не как нам заблагорассудится.
Я появилась из-за занавески, и увидела, что дворник держит в одной руке чайник, в другой — вазочку с конфетами, и смотрит на меня. Теперь я его разглядела. Васильевич оказался крепким и рослым мужиком лет сорока пяти или чуть меньше. Мой вид его явно рассмешил, я это заметила по смешинкам, промелькнувшим в его глазах. Но свое впечатление обо мне он не озвучил, и я прониклась к нему благодарностью. Забот ему я все-таки прибавила, и было бы справедливо, чтобы он компенсировал их соленой солдатской шуткой или здоровым мужским смехом. Я бы этому не удивилась, но обиделась бы. Как всякая женщина, я не люблю попадать в нелепые ситуации на глазах мужчин. Не люблю давать им повод считать нас глупыми курицами и тупоголовыми индюшками.
Не знаю, какого мнения был обо мне дворник, но, вероятно, он тоже посчитал себя виновником дурацкого инцидента, поэтому очень доброжелательно улыбнулся и предложил:
— А давайте-ка, попьем чайку! С конфетами! У меня даже варенье есть!
Конечно, я спешила, меня ждала Римма со своим доктором, но не могла же я отказаться попить чайку со столь приятным человеком?
— Спасибо, — сказала я. — С превеликим удовольствием!
Я прошла к столу, а дворник сноровисто расставил чашки, выложил на блюдечко пирожные, что позволило мне догадаться: дворник сбегал не только за одеждой, но успел заскочить в соседнюю кондитерскую, и все это с приличной скоростью, что для его возраста весьма похвально. Зачастую мужики уже после сорока пяти превращаются, чуть ли ни в развалину, десяток метров, и те норовят проехать на машине.
Чай по чашкам он разлил из большого керамического чайника. Ощутимо напахнуло какими-то травками. Я подняла чашку и вдохнула тонкий аромат.
— Мята, наверно, смородина, что-то еще, кажется, белоголовник, остальное не знаю…
— Да тут у меня травок двадцать, — улыбнулся дворник, — в тайге по опушкам насобирал. Кипрей, володушка, ромашка, лист земляники… Всего понемногу. Пристрастился, когда в госпитале лежал. Теперь только травяной и пью.