– Вместе с почвой с огородов, мелкими камешками и прочим обыкновенным мусором Алан обнаружил кое-что еще. Кое-что такое, что мы никак не ожидали. Частицы сульфата кальция.

Никто ничего не понимает. Ну разумеется. Тогда из них еще никого здесь не было, даже Бакстера. Куинн недоуменно смотрит на меня и пожимает плечами.

– И?..

– То есть вы думаете, что наш тип – он кто, строитель? Штукатур?

Теперь все уже переглядываются в открытую. Кто-то хмурится, откровенно сбитый с толку; другие гадают, почему я сидел на этом – почему не выложил сразу, и почему, кстати, мы теряли время на чертовых чистильщиков ковров и слесарей. Однако все знают, что вслух это лучше не высказывать. Все, за исключением Асанти.

– Когда именно вы говорили с Чаллоу об этом, сэр? – говорит он, перекрывая нарастающий гул. – Просто я разговаривал с ним вчера в шесть вечера, и он мне ничего не сказал.

Я чувствую, как заливаюсь краской.

– Попросил его никому ничего не говорить.

Асанти хмурится и открывает рот, собираясь что-то сказать, однако я его опережаю.

– В наших краях было еще одно похожее дело. Двадцать лет назад. Преступника окрестили Придорожным Насильником.

Кто-то что-то припоминает, однако у большинства на лицах остается недоумение. Сомер пристально смотрит на меня. В чем нет ничего удивительного.

– Он изнасиловал шесть женщин и пытался изнасиловать седьмую, – продолжаю я. – И надругался над ними. Одна его жертва лишилась глаза. Другая через полгода после нападения покончила с собой.

– Но он ведь был схвачен и осужден, разве не так? – говорит Эв. – Тот, кто это совершил? Имени я его не помню… кажется, Гаррет как-то там?

– Гэвин Пэрри. В настоящее время отбывает пожизненное в Уэндсуорте.

Эв не скрывает своего недоумения.

– В таком случае почему?..

– Пэрри вырывал своим жертвам волосы. Это был его фирменный почерк.

Гислингхэм сразу же понимает, в чем дело, однако все еще не торопится с окончательным выводом.

– Это ничего не доказывает. Простое совпадение.

Я обвожу комнату взглядом. Медленно.

– Пэрри хватал свои жертвы на улице, затаскивал их в безлюдное место, надевал на голову пластиковый мешок и связывал руки проволокой.

– И даже так, сэр… – начинает Эв. Но я замечаю у нее в глазах зачатки сомнения.

– Последних двух женщин, подвергшихся нападению, закинули в пикап и увезли. На одежде обеих были обнаружены следы сульфата кальция.

– То есть этот тип Пэрри был штукатуром? – спрашивает Эв.

Я качаю головой.

– Нет, он перебивался случайными заработками, занимался уборкой в квартирах – подобными вещами. Но вот его брат был строителем. Согласно нашей теории, Пэрри, чтобы совершить последние два преступления, одалживал машину у брата, хотя нам так и не удалось это доказать, а к тому времени, как машины Пэрри и его брата попали к нам в руки, в них уже не осталось никаких следов.

Куинн тихо присвистывает.

– Матерь божья!

– Однако Пэрри так и не признал себя виновным, правильно? – медленно произносит Асанти. – Потому что в противном случае он был бы уже на свободе.

А он проницателен, тут никаких вопросов.

– Совершенно верно, констебль Асанти, Пэрри так и не признал себя виновным. Он утверждал, что мы его подставили – что он совершенно невиновен, а на женщин нападал кто-то другой. А если учесть, что те, кто совершил преступления на сексуальной почве, должны признать свою вину, чтобы рассчитывать на реабилитационный курс, это обстоятельство в вопросе условно-досрочного освобождения играло против него. По крайней мере, до настоящего времени.

Сомер хмурится.

– Вы сказали: «Мы его подставили»? Вы вели это дело?

– Я был детективом-сержантом, – я киваю. – Суперинтендантом был Аластер Осборн. Однако Пэрри винит во всем меня. Считает, что это я его подставил.

Теперь все избегают смотреть мне в глаза, и я понимаю, в чем дело. Это кошмар любого полицейского. Дело такого рода, воскресшее из могилы.

Я обвожу взглядом присутствующих, стараясь заставить их посмотреть мне в лицо.

– Я абсолютно убежден в том, что мы схватили того, кого нужно. Я был убежден в этом тогда и убежден сейчас. Но если за это ухватится пресса… в общем, всем нам известно, что произойдет тогда. Дерьма вывалится столько, что мало не покажется. В довершение всего, если адвокат Пэрри хоть чуточку знает свое дело, он ухватится за параллели с делом Эпплфорд, чтобы поднять все пятьдесят оттенков сомнения относительно справедливости приговора.

В комнате оживление, все стараются перестроиться, переосмыслить происходящее. Теперь это дело уже совсем не такое, каким казалось всем вначале. Теперь оно уже совсем не такое, каким казалось мне, и, наверное, я слишком долго отказывался поверить в то, что было у меня прямо перед глазами. Я жду, что ребята будут злы на меня, хотя бы только за одно это, и что хотя бы кто-нибудь это открыто покажет. Определенно, Куинн, возможно, даже Эв. Но она не отрывает взгляда от Гиса. И не только она. У всех на лице одно и то же красноречивое выражение: «Ты сержант. Скажи что-нибудь!» И до меня вдруг доходит, что все последуют его примеру. И, осознав это, я понимаю кое-что еще: каким же чертовски хорошим сержантом стал Гис.

Гислингхэм поворачивается ко мне. Лицо его совершенно спокойно.

– Мы за вас горой, сэр. Понимаю, я мог бы этого не говорить, но я все равно скажу: мы за вас горой.

* * *

После этого признания Фаули задерживается всего на десять минут. Гис рассуждает, что это можно расценивать как комплимент – столько времени шеф дышал ему в затылок, и внезапно позади него нет ничего, кроме холодного свежего воздуха. Но, по крайней мере, теперь он понимает, в чем дело. Неудивительно, что бедняга был словно пришибленный – любой чувствовал бы себя так же, когда над ним висит подобное. Должно быть, Фаули ужасно мучился. А как прекрасно известно Гису, старые дела, возвращающиеся, словно призраки, все равно что воскресшие мертвецы – убить их второй раз практически невозможно.

Как только за инспектором закрывается дверь дежурной комнаты, Гис снова поворачивается к своей команде.

– Так. Фаули этого не сказал, но я скажу. Если у кого-нибудь есть какие-либо замечания по делу этого Пэрри, высказывайтесь сейчас – или же держите рот на замке, понятно? Все мы знаем нашего шефа – он не просто чертовски хороший «фараон», честнее его не бывает. Не может быть и речи – абсолютно не может быть и речи – о том, чтобы Фаули кого-либо подставил. А если у кого-либо есть хоть малейшие сомнения в этом, тогда извини, тебе не место в нашей команде. Я ясно выразился?

Судя по всему, ясно. Комната заряжается энергией. Все поднимают взгляды, распрямляют плечи.