Уже дня три гремело на севере от плацдарма, грохот приближался с каждым часом. Как только немцы, откатываясь под ударами Еременко, вошли в зону действия артиллерии дивизии, Додонов отдал приказ на открытие огня, способствуя продвижению частей 4-й ударной армии. А сейчас мимо плацдарма на юг шли колонны стрелковых дивизий, артиллерийских полков и танковых бригад. Бойцы сводной группы и проходящих частей приветственно махали друг другу, радостно смеясь и перекрикиваясь.

Но взгляды Додонова и Соколова были прикованы к маленькой колонне из трех «Иван-виллисов», с трудом пробивавших колею к полотну автострады. Наконец «газики» выбрались на шоссе, в них попрыгали бойцы охраны, помогавшие выбираться из снежного плена, и машины, перестав ползти на брюхе, бодро двинулись к позициям сводной группы. К генерал-майору Додонову ехал «в гости» с дружеским визитом командарм 4-й УА генерал-полковник Еременко Андрей Иванович, бывший командующий Брянским фронтом, обещавший Верховному «разбить подлеца Гудериана» и не сумевший обещание выполнить.

Накануне вечером по связи командарм Ершаков после заслушивания докладов комдивов сообщил, что в Генштаб и Ставку с просьбой об оказании помощи обратился командующий Калининским фронтом генерал Конев. Суть просьбы заключалась в следующем: наступление 4-й ударной армии генерала Еременко в тыл группы «Центр выдыхается. Изначально укомплектованная стрелковыми дивизиями и лишь немного усиленная парой танковых бригад и несколькими лыжными батальонами, вследствие протяженных маршей по бездорожью и упорных боев с противником, занимавшим, как правило, удобные и подготовленные позиции, армия понесла серьезные боевые, санитарные и технические потери в личном составе и технике. Следующие за ней 29-я и 39-я армии оказать ей существенную помощь не могут – их дивизии образуют внешний и внутренний фронты планируемого окружения сил группы «Центр» и заняты сейчас оборудованием оборонительных позиций. Еременко продолжает движение на юг, но среднесуточный темп упал существенно. А из разведсводок известно, что немецкое командование, встревоженное ситуацией в тылу группы армий «Центр», принимает меры по скорейшей переброске войск из Европы, пока ситуация не стала критической. То есть по оценке немецкого генштаба, прибывающие войска смогут устранить угрозу тылу группы «Центр». Конев просит усилить армию Еременко сводной группой 20-й армии, занимающей позиции в районе Издешкова. Москва, оценив ситуацию, дала «добро» на передачу сводной группы Додонова в оперативное подчинение Еременко, но только после того, как Издешковский УР будет занят частями 39-й армии.

Ершаков приказ Ставки выполнил, отдав соответствующее распоряжение Додонову, но попросил его по окончании совещания от связи не отключаться. И уже в приватной беседе изложил понятные любому командиру опасения.

– Еременко далеко от тебя?

– Артиллерией уже оказываю поддержку его передовым частям.

– Это хорошо! Михаил Яковлевич, я сейчас скажу прописные истины, но я их должен сказать. Мне самому легче станет от мысли, что сделал все, что мог. Итак. Сам знаешь отношение любого командира к приданным частям и подразделениям. Успехи приданных войск идут в зачет командиру, а потери остаются на счету этих частей. Поэтому прошу тебя, прежде чем выполнить приказ Еременко – семь раз отмерь! Потери – это наши потери! Такие бойцы, как у нас, сейчас в Красной Армии на вес золота ценятся. Сам убедился, наши дивизии выполняют задачи, которые не всем корпусам по плечу. Делай все по науке – разведка, рекогносцировка, взаимодействие и так далее. Сам весь алгоритм знаешь. И лишь потом исполняй. Береги людей! Про технику вообще молчу – другой такой у тебя уже не будет. Не делают ее ни здесь, ни там, у союзников. Эксклюзив, так сказать. Еременко – мужик по характеру крутой, но снять тебя он не может. А жалобы его и претензии я выслушаю и стерплю. Сейчас мы с ним в одном ранге. А приказ выполнять нужно. Одна война у нас на всех! Только голову при этом терять нельзя. Надеюсь, ты меня понял.

И вот сейчас к нему приближался его новый командир. «Газик» остановился, и из него, осторожно ставя на снег раненую ногу, вышел Еременко – в папахе, шинели, белых бурках на ногах и с палочкой в руке. Повернувшись, он с интересом оглядел встречающих. Додонов и Соколов, сделав одновременно два шага, вскинули руки в приветствии и представились.

– Ну, здравствуйте, герои! А не угостите вашего нового командира чайком? А то как-то продрог я в этой тарантайке. Там и поговорим заодно.

– Прошу вас, товарищ генерал-полковник! – Додонов указал на штабной автобус на базе грузовика-вездехода. Он знал про ранение Еременко и поэтому прихватил на всякий случай этот автобус. Сам он любил перемещаться на КШМке на базе БТР-50, но с плохо гнущейся ногой Еременко не смог бы забраться в люк. Вот автобус и пригодился. Додонов и Соколов помогли подняться командарму по откидной лестнице в салон.

– А неплохо вы тут устроились! – расположившись в командирском кресле за столом для совещаний и оглядев хорошо протопленный салон, констатировал Еременко. – Наверно, и тут могли посовещаться? Но лучше в штаб съездим. Заодно я посмотрю на ваше хозяйство.

Додонов нажал кнопку сигнализации водителю, и машина тронулась. За ней цепочкой выстроились КШМ, два бронетранспортера охраны и «газики» штаба 4-й армии.

– Уже отметил бронетранспортеры. Похожи на немецкие. Еще хвалили твоих, Михаил Яковлевич, артиллеристов мои комдивы. Очень точно и аккуратно стреляют. Говорят, у тебя, как у настоящего командира мотострелковой дивизии, и танки есть? На сегодняшний день это редкость. А еще говорят – они без потерь проткнули позиции двух немецких дивизий?

– Докладываю! Сто шестьдесят шестая мотострелковая дивизия боеспособна и готова выполнить поставленные вами задачи. Потери были. Небольшие, но были. Так что – привирают немного. Сейчас почти все танки уже восстановили.

– А еще говорят, тут у вас немецкая авиация не летает. И вправду, последние два дня самолетов немецких почти не видели.

– Ну, это заслуга союзников. Тут для немцев бесполетная зона. Единицы летают, но чтобы полноценный налет организовать – даже не пытаются. Летчики сорок третьей дивизии хорошо работают. Да и мы сами огрызаться умеем. У меня в дивизии сто пятьдесят шесть зенитных установок калибром от 14,5 до 85 мм.

– М-да…Чудеса! Чего ж так не воевать? А у меня за эту операцию почти все танки истратились. Две бригады танковых, но только на бумаге. Осталась пехота, лыжники да артиллерия, которая с трудом по этому снегу за войсками поспевает. А задачу выполнять нужно! А ты чего, полковник, молчишь?

– А что мне говорить? Командир сводной группы – генерал-майор Додонов. Он же и хозяин здесь.

– Ну, не прибедняйся, полковник. Неспроста тебя на корпус поставили. Считай, как минимум генерал-майорская должность. Значит, имеют там, – Еременко ткнул пальцем в направлении потолка, – на тебя виды. Хотя… сейчас такие времена…

Еременко закряхтел, поудобнее устраивая раненую ногу.

– Такие времена, что полковники корпусами рулят, а генерал-полковники на должности командармов падают. И это еще хорошо! Другие – вон Ефремов, Пуркаев – кто на тыловой округ, кто преподавателем в академию. Только вот чему он там научит? Что сам не сумел сделать? А с другой стороны – ты, Катуков, Черняховский. И это правильно! Красная Армия освобождается от тех, кто умеет только красиво встречать проверяющих и докладывать. И на их место идут те, кто умеет воевать. Люди войны, так сказать. На меня не смотрите. Я свои ошибки знаю и второй раз их не совершу. Шанс мне такой предоставили. Так что, полковник, не тушуйся в обществе генералов. Считай, ты уже почти им стал. Если не убьют, конечно. Война ведь – дело такое! Что у тебя сейчас по состоянию корпуса?