На выходе из штабного блиндажа Ремизов посторонился, пропуская покидающих совещание командиров, и, остановившись, дождался Флерова и Мельникова.

– Ну, что, славяне, покажем фрицам, где раки зимуют?

– Да уж постараемся! – откликнулся Мельников, закуривая. Остальные присоединились к нему.

– Вот что, вы дайте мне по смышленому и грамотному в вашем ремесле юноше. Каждый! Они будут сидеть в КШМ моего НШ и по связи корректировать ваш огонь. При необходимости. Понятно, что основную информацию вы будете получать от союзников, однако и на месте глаза не помешают. К тому же я так мыслю, что в том бедламе, который мы все вместе постараемся устроить немцам, сверху, ночью, при наличии массы пожаров и горящей техники и сопутствующим этому дымом, все охватить будет невозможно. Поэтому хотелось бы иметь прямую связь с вами.

– Перестраховываешься, Федор Тимофеевич! В штабе твоей бригады артиллеристы грамотные, сами могут корректировать. Но будь по-твоему! Кашу, как говорится, маслом не испортишь.

– А мой тебе зачем? – удивился Флеров. – Мы вообще по площадям стреляем.

– Именно поэтому! Это Александр Васильевич может точностью похвастаться, а твои «Катюши» цели гектарами считают. Вот чтоб на этот гектар нам и не попасть – нужен твой человек.

– Лады! Пришлю. Ты там, Федор Тимофеевич, смотри, поаккуратней. Ночь – дело темное!

– Нет у фрицев дубинки, чтобы броню моих ИСов пробить.

– Я тебе как артиллерист говорю – нет неуязвимых танков. Это в лоб тебя не взять, а в борт или корму вполне возможно.

– Ну, борта и уж тем более корму подставлять я не собираюсь. Тыл мне моя пехота прикроет. Не знаю, как дивизионная пехота будет воевать, а моя обучена прикрывать танки. И за каждым танком закреплено пехотное подразделение. Они учились воевать в связке.

При последних словах Ремизов поднял палец, подчеркивая важность и ценность умения его подчиненных. Докурив, командиры поспешили к своим частям.

Атака началась около двадцати двух часов. Немцам дали время собрать в ближнем тылу колонны и после этого нанесли артиллерийский удар. Дымовые шашки, которые немцы использовали для прикрытия районов сбора колонн, пытаясь скрыть этот маневр, им не помогли. Откуда им было знать, что для тепловизора это не имело значения. «Катюши» отработали по переднему краю, по возможности размягчая его и одновременно грохотом стартующих реактивных снарядов прикрывая рев дизелей пошедших в атаку танков и мотопехоты. Поэтому, когда на немецкой передовой закончили рваться снаряды «сталинского органа» и оставленные в траншеях наблюдатели выглянули из-за брустверов, делать что-либо было уже поздно – русские танки были в ста – ста пятидесяти метрах от немецких позиций. Эти русские умели наступать за огневым валом.

КШМ комбрига шел в линии БТРов мотострелкового батальона. Впереди и сзади КШМ прикрывали два танка – его личный ИС-3 и такой же начальника штаба. Ремизову очень хотелось сесть в могучий ИС и лично рвать оборону 122-миллиметровой пушкой и давить гусеницами пятидесятитонной машины, но… Это ночной бой. Здесь от надежности управления бригадой и своевременности принятия решений зависело гораздо больше, чем днем. Поэтому он скрепя сердце пересел в БТР-50 и сейчас внимательно слушал эфир, пытаясь по докладам комбатов представлять реальную обстановку и не потерять нити управления. Вот первый батальон вышел на позиции гаубичной артиллерии. Ее, кстати, на картах не было – значит, это только что прибывшее и развернувшееся подразделение. Батальон раздавил артиллерию, не останавливаясь. Мотострелки тоже не спешивались, обстреляв разбегавшихся в неверном свете ракет, пожаров и орудийных выстрелов артиллеристов из бортовых пулеметов. Единственное место, где немцы оказали сопротивление, был рубеж обороны второго эшелона дивизии. Здесь немецкие подразделения успели снова занять позиции. Но что могли сделать 37- и 50-миллиметровки ИСам, спроектированным для успешной борьбы против 88-миллиметровок, использовавших боеприпасы, которых сейчас нет и в помине?

Взвод второго батальона вышел на дорогу, где формировалась колонна гренадерского полка танковой дивизии. Колонна попала под артобстрел, и на момент появления советских танков личный состав собирал раненых и убитых, убирал с дороги разбитую и поврежденную технику. Три ИСа втоптали в дорогу остатки колонны. Уцелели лишь те, кто смог или успел отбежать в лес, черной стеной обступивший дорогу. Несколько взводов целенаправленно вышли в районы предполагаемого размещения штабов и уничтожили все находившееся в этих местах. Были ли это штабы частей немецкой танковой дивизии или уже их блиндажи заняла пехота, и были ли это вообще штабы – сейчас было непонятно. В темноте, как известно, все кошки серы. Результат, скорей всего, в полном объеме будет известен завтра из радиоперехватов союзников. А сейчас полной информацией не обладали и немцы.

Ремизов остановил продвижение в глубь немецкой обороны, когда последовали доклады об уничтожении обозов. Обозы начали выдвижение раньше боевых частей, и это значило, что батальоны прошли немецкую оборону. Танковые батальоны вернулись без потерь, у мотострелков ситуация была похуже – около десятка убитых и почти четыре десятка разной степени раненых. Все же у них танковой брони не было. Но с учетом результата – так воевать можно было. Отход подразделений прикрывали огнем артиллеристы и гвардейцы-минометчики. Вот здесь и понадобились запрошенные комбригом артиллеристы-наводчики.

У дивизионных танкистов ситуация была похуже. Они тоже прошли оборону немцев, но те сумели подбить в борта пять «сорокчетверок». Были погибшие в экипажах. Танки эвакуировали, ремонтники, обследовав их, пообещали восстановить. Батарею, сумевшую отличиться, уничтожили. Оказалось, что немцы стреляли из советских дивизионных 76-миллиметровок. Немецкие противотанковые пушки могли поразить этот танк только в корму. Исключая, конечно, зенитную 88-миллиметровку. Та даже в лоб могла, при определенном везении, пробить, а в борт – гарантированно. Но, к счастью, их было мало, и сегодня они на пути советских танков не встретились.

Итоги контрудара были подведены на совещании штаба армии в четырнадцать часов. По сведениям радиоразведки, немецкие дивизии понесли большие потери в вооружении, погибло несколько штабов частей и в целом управление дивизиями было дезорганизовано. С учетом всех факторов дивизии были признаны командованием условно боеспособными. При наличии стабильного фронта их требовалось отправить в тыл для пополнения и восполнения потерь в технике и вооружении, однако в связи с быстрым продвижением советских армий их отвели в район Кирова и дали на приведение в порядок сорок восемь часов. В целом контрудар был признан весьма успешным и Верховный выразил благодарность всем участвовавшим в нем частям и соединениям. На следующий день об этом сообщило Совинформбюро.

Издешковский УР

Михаил Додонов, комдив-166, и комкор-11 Соколов стояли на заснеженном бруствере первой линии позиций плацдарма уже на западном берегу Днепра. Позади, за Днепром, чернели на белом снегу обгоревшие останки танков – результат первой атаки немецкой танковой дивизии. Больше двух десятков осталось их на заснеженной равнине поймы Днепра. Возможно, они еще попытались бы здесь атаковать или сменили бы направление удара, но тут с севера в глубину тылов группы «Центр» ворвались армии Калининского фронта. После того, как к плацдарму дивизии прорвался 11-й кавкорпус, приказом из Москвы командующим сводной группы был назначен генерал-майор Додонов. И уже этими силами Додонов сумел выбить немцев с предмостных укреплений на западном берегу Днепра, значительно расширив плацдарм. Остатки немецкой дивизии отступили на юг, но успели взорвать ближайшие к западному берегу пролеты мостов.