— Только посмей еще раз усесться мне на голову, черный! — многозначительно тыча в Донгара пальцем, объявила Аякчан. — Никакая бабушка Калтащ не поможет! Чего тебе надо от небесной жены, шаман?

— Подслушать, о чем Канда с гостем говорить будет! — обрадовался черный. — Это очень, очень важно, девушка-жрица! Если б ты не явилась, я б здешних духов подслушивать погнал, да они еще наврут чего или не поймут — свои уши лучше!

— Ладно… — согласилась Аякчан, и глаза ее стали треугольные и страшные, до краев налились синевой, на руках появились когти, между губами заплясал раздвоенный язык.

— Албасы! — пронзительно завизжали духи шамана Канды, вертясь по комнате в безумном хороводе. — У него настоящая албасы! Проклятый черный! Он сильный, сильный, сильный!

— А ну цыц! — рявкнул на них Донгар. — Здесь сидите, сторожите, чтобы не вошел кто! И посмейте только меня вовремя не предупредить — всех по идолам распихаю да в чувале сожгу!

Ответом был злобный вой… он ударил по ушам и исчез, как ножом отрезанный.

Густой серый туман клубился вокруг — справа и слева, под ногами и над головой, он катился мимо, неспешно и завораживающе перетекая из одной формы в другую. Хадамахе казалось, что он видит то гигантский дворец из Рыжего пламени, то в него вперивались алые глазищи всадника на черном быке — что у быка, что у всадника были одинаково могучие рога. Взгляд всадника шарил, искал… Сердце Хадамахи заколотилось часто-часто. Он нюхом чуял — их ищет! Темного всадника сменил старец с сияющим посохом в удивительно холеных, точно никогда не знавших работы руках. Глаза у старца были добрые-предобрые, хотелось погрузиться в эту доброту, глубже, глубже… Хадамаху окутало блаженным светом…

— Не гляди на них! Не гляди, и они нас тоже не увидят! — шепнула Аякчан, крепко беря его за руку и увлекая за собой. — Уж не знаю, кто из них опасней!

— А кто они? — Хадамаха мотал головой, как стукнутый олень. Ему нестерпимо хотелось вернуться и до умопомрачения глядеть в глаза старца, упиваясь светом и добротой… а значит, сматываться надо было как можно скорее!

— Мой отец Эрлик Нижнего мира и мой дядя, Властитель Верхнего! — кривя губы в горькой и очень клыкастой усмешке, бросила Аякчан. Кажется, ей тоже хотелось вернуться, но вовсе не к благостному старцу. Но она уверенно двинулась сквозь серый туман — за другую ее руку держался Хакмар, Донгар уцепился за плечо. Серый туман хватал за одежду, опутывал ноги липкими паучьими нитями. Странные голоса комариным звоном лезли в уши.

— Беги! Убегай отсюда! — шептали они. — Албасы тебя погубит, заведет, бросит…

Ноги сами дергались — бежать прочь, мчаться, рассекая туман грудью. Эрлик знает куда, зачем… Умгум, этот знает — недаром же явился. Волна страха поднималась изнутри, заставляя загривок щетиниться медвежьей шерстью, из пасти вырывался недостойный даже медвежонка скулеж…

— Аякчан! — заглушая шепчущие голоса, чуть не заорал Хадамаха. — А вот ты албасы… Пока Донгар не показал, ты тоже тех шаманских духов не видела, как мы с Хакмаром?

— Когда албасы — я их вижу, — неохотно буркнула Аякчан. — Когда просто жрица — не вижу. Я не вижу их, они не видят меня. Не такое это приятное зрелище, чтобы на него все время любоваться! — Она вдруг насторожилась: — Тихо! Кажется, пришли. Сильный шаман — Канда, так просто в его чум даже мне не пробиться, хорошо, День еще не начался. — И, резко повернув, она двинулась к лишь ей заметной цели.

Сперва Хадамахе почудилось, что преследующие его голоса переместились — теперь они доносились спереди. Только вот не шептали вовсе…

— Лучше моих отваров, господин, по всему Сивиру не найдете, — вещал голос. — Это я вам как шаман говорю!

— Благодарю, достопочтенный Канда, очень вкусно…

Звук придвинулся совсем близко, туман перед глазами сменился странной белизной — Хадамаха чуть не заорал, поняв, что они находятся в толще льда. Аякчан потянула за собой, тонкая прозрачная пленка приблизилась к его лицу… и Хадамаха прямо из ледяной стены заглянул в комнату, обставленную так богато, что… казалась еще одной лавкой с товарами.

Посередке, у низенького столика-нэптевуна, сидели трое. Жрица Огня, шаман Канда и странный незнакомец, что знал Хадамахиных родичей.

Сдается, никто не видит, как сквозь лед проступают четыре любопытные физиономии. Ай да Аякчан, Донгарова небесная жена. Ну и как Донгар, Аякчан и Хакмар со всем этим разберутся: с шаманством, земными и небесными женами… С любовью? В прошлый раз, тысячу Дней назад, они очень даже разбирались — перебили друг друга, и все. Умгум, сидит медведь в стенке чума и об отношениях шамана, албасы и кузнеца думает. Кто тут на самом деле мухоморов объелся? И Хадамаха попытался сосредоточиться на разговоре.

Старая жрица спала на груде шкур и лишь порой беспокойно постанывала. Хадамахе пришлось изрядно насторожить уши — остальные двое говорили шепотом, то и дело косясь на спящую жрицу, боялись разбудить.

— Отвар я уж попробовал, господин Канда, лепешек отведал… — отставляя резную чашку, нетерпеливо буркнул незнакомец.

— Понравились, господин жрец? — немедленно поинтересовался Канда.

Хадамаха едва не вывалился сквозь тонкую ледяную пленку — жрец? Это ж настоящий геолог! Владеть Огнем мужики не могут, только девки голубоволосые, а вот места рождения Огня искать — тем жрецы-геологи и занимаются.

— Понравились! — тоном «да подавись ты своими лепешками» рявкнул жрец. Неимоверным усилием взяв себя в руки, процедил: — Спасибо, однако, господин шаман. А теперь хотелось бы…

— А о погоде? — тут же вскинулся шаман Канда. — О погоде мы поговорили?

— Прекрасная погода! — теперь уже жрец не скрывал бешенства. — Вот-вот снег таять начнет, все развезет, ни пройти ни проехать! В охоте не разбираюсь, дорога сюда была гладкой! — останавливая открывшего рот Канду, процедил жрец. — Теперь хотелось бы поскорей обратно! Зачем вы меня позвали?

— Какой вы торопливый, господин жрец! — тоже отставляя свою чашку, покачал головой старик Канда. — Все вы, храмовые, одинаковые, все мчитесь куда-то, летите. — Он задумчиво покосился на спящую жрицу. — Вы вот обратно спешите, а к кому? Вокруг вашей Буровой хоть один человек разве есть?

— Подчиненные мои, младшие жрецы-геологи, — жрец опешил, даже злиться перестал. — Стойбище Мапа неподалеку.

— Так и я о том же — тигры да медведи вокруг, а они разве люди? — старик Канда возрадовался, словно слова жреца только подтверждали его мысль.

Зато жрец поглядел на шамана с изрядным недоумением:

— Не пойму я вас, уважаемый… По «Уложению о народах Сивира», Дня, ежели не ошибаюсь, аж сто шестнадцатого правления Храма, все Мапа, Амба, прочие племена, способные хоть в птиц летающих, хоть в косаток, в Ледяном Океане плавающих, обращаться, — все признаны равными перед Огнем!