— И ты тоже пошла домой! — обернулся Канда к дочери. — А этих — ко мне в белый чум! — скомандовал он стражникам. — Отдай им свой меч, — велел он Хакмару.

Хадамаха понял, что драться все-таки придется. И бежать потом тоже. Если, конечно, в драке они победят. Потому что гордый мастер-южанин, наследник клана, никогда не отдаст свой меч.

— А залог? — тоном завзятого торговца вдруг сказал гордый мастер-южанин. — Только на рожи ваших стражников глянешь, сразу ясно — вместо моего, настоящего южного, железяку какую подсунут и скажут, что так и было. Залог давайте, потом меч получите. — Он поглядел на разоренную лавку и деловито нахмурился: — Хотя не знаю, что у вас, уважаемый хозяин, осталось равноценного.

— Можно, я ему все ж таки вдарю, господин Канда? — попросил Хуту.

— Помолчи… — обронил Канда. Окинул Хакмара полным сомнения взглядом и пробормотал: — Глядишь, и впрямь торговец. Хорошо, меч оставишь. Ежели сбегёте, мне легче, сразу знать буду, кто виноват! — усмехнулся он. — В чум и пусть ждут, — снова велел он стражникам. — Не до них сейчас, гость важный у меня. — И он бережно повел жрицу по улице. Эльга еще мгновение постояла и припустила следом за отцом, то и дело оглядываясь на Хакмара.

— В подвал их? — радостно крикнул вслед шаману Хуту. Тот не обернулся.

Ученик шамана растянул губы в подобострастной, заискивающей улыбочке, странно контрастирующей с непроницаемым взглядом темным глаз.

— Извольте простить-извинить, главный начальник-стражник! — кланяясь так, словно переламывался в пояснице, забормотал он. — Никак не можно их в подвал!

— Ты мне не указывай, что можно, чего нельзя! — рявкнул Хуту, но голос молодого стражника звучал неуверенно.

— Как я могу указывать начальнику-стражнику? — удивился ученик шамана. — Никак не могу! А господин белый шаман Канда может. Если господин шаман не говорил в подвал, значит, нельзя в подвал. Нужен господину шаману подвал. В комнаты ведите, как господин белый шаман Канда велел. — И больше даже не глянув на пленников, заторопился за господином. Хадамаха, Хакмар и Аякчан дружно проводили его взглядами и так же дружно уставились в разные стороны.

— Чтоб этого Донгу Эрлик забрал! — недобро глядя в спину шаманского ученика, процедил Хуту. — Вроде кланяется, уважительные слова говорит, а сам будто тоже из этих… зверьков! Из змей…

— Донгу, говоришь… — прошептал Хадамаха.

— Да ты сдурел никак — чтобы я, человек, вдруг с животным разговаривал? — вскинулся Хуту. — А ну пошел! Господин Канда велел в чум, значит, в чум!

Это белый чум белого шамана? — обалдело спросил Хадамаха, когда они пересекли площадь — при виде стражников так называемые торговцы снялись с мест, точно утиная стая, и с таким же крикливым гоготанием.

— А чего, черный разве? — даже обиделся дядька Бата.

— Да скорей синий… — задумчиво сказал Хадамаха.

Перед ним был дом. Обыкновенный ледяной дом, точно как в далеком Сюр-гуде, да еще не в самых богатых кварталах — стены не украшали ни замысловатые ледяные скульптуры, ни даже узорная резьба. Ну да, где тут, почитай, в тайге, настоящего художника по льду найдешь? Зато у входа стояли два грубо тесанных столба духов — Владыка верхних небес Эндури да еще… Калтащ. Физиономии духов казались удивленными: точно те не могли понять, что делают здесь, у входа, будто слуги перед приходом гостей. Хадамаха злорадно покосился на столб Калтащ — так некоторым и надо, которые людей истреб лять собираются!

— Что, обалдел, зверек? В своей тайге такого не видел? — прошипел Хуту.

— В тайге не видел, — согласился Хадамаха и поморщился, представив, как смотрелся бы этот дом под елками. Он и здесь-то не очень. Хадамаха огляделся, вспоминая, как выглядели окрестные дома раньше, до его отъезда. Веселые, задорные даже, точно им радостно было хлопать дверями да ставнями, прислушиваться к гомону торгов. От них тянуло запахом свежей стружки и съестным из печных труб. Сейчас от них ощутимо пахло гнильем — гнили венцы под крышей. Рядом тес с крыши вовсе осыпался. Еще один дом стоял пустой, пялился глазницами окон, как непогребенный покойник.

— Ишь, зыркает! Кого ограбить ищешь? Ничего тебе не обломится, — насмешливо объявил Хуту.

Хадамаха невольно кивнул — это точно! Даже хотел бы грабить — так некого!

— Нагляделись? Шагайте дальше! — скомандовал Хуту. — Этот ход для господина шамана и его гостей, вам не по чину! К черному давайте, — копьем указывая за угол дома, велел он.

— Разве твой шаман — черный, что у его чума черный ход есть? — впервые за всю дорогу отозвалась Аякчан.

Хадамаха чуть не взвыл — а тон, тон! Госпожа мать-основательница Храма обнаружила нарушение храмовых законов. Плевать, что сама черному шаману — небесная жена, что лохмотья вот-вот с тощих плеч свалятся. Нет, сейчас она точно огребет.

— Эндури с тобой, девка! — Бить Аякчан дядька Бата не стал — похоже, не столько разозлился, сколько удивился. — Столько в тайге просидела, что даже не знаешь? Черных шаманов уже тыщу Дней как нету!

— Какие интересные вещи вы рассказываете, господин стражник! — обронила Аякчан.

«Нее-ет, я ее сам сейчас стукну!» — решил Хадамаха.

— А черный ход у господина шамана Канды не для духов вовсе, а для прислуги и всяких вроде вас… проходимцев! — буркнул Хуту.

Возле черного хода стоял вовсе не столб с бородатой и рогатой физиономией папаши Аякчан, подземного Эрлик-хана, а обыкновенная деревянная бадья. Бедно одетая девочка Дней девяти, привстав на цыпочки, вывернула в бадью ведерко с рыбьей чешуей. Выскочившая из-за угла тощая псина ухватила упавший рыбий хвост и уволокла в темноту проулка. Девчонка проводила ее тоскливым взглядом — сдается, и сама бы не прочь хвостик погрызть. Покосилась на стражников и шустро нырнула обратно в дом. Ребята последовали за ней.

— Ага, и по полу в настоящем доме тоже никогда не ходил? — возрадовался Хуту новым несовершенствам ненавистного зверька.

— По такому — никогда, — согласился Хадамаха.

Да и господина белого шамана Канду, сдается, в нормальном доме дальше дверей не пускали. Иначе он бы знал, что полы в ледяных домах покрывают половиками: кому это надо, в собственную спальню кубарем катиться? Здесь от порога тянулся гладкий, ничем не прикрытый ледяной пол. А вокруг ледяные стены. И сверху ледяной потолок.

— Как в сосульке, — приподнимая брови, хмыкнул Хакмар.

— Много ты понимаешь, южанин! — отрезал Хуту, который, похоже, гордился и этим домом, и ледяным полом, точно они были его собственные. — Вы вообще в пещерах живете, потому глаза у вас света не выносят! Как День приходит, сразу слепнете, если спрятаться не успеваете! Иди давай! — подтолкнул он ошалевшего от новых сведений о природе южан Хакмара.