— Я не понимаю! — Аякчан прижала ладони ко лбу. — Что Великий Черный Шаман Донгар Кайгал… — Аякчан произнесла полный титул с насмешкой… а вроде бы и не совсем с насмешкой, вроде бы и всерьез, — делает в учениках у наглого белого, который ведет себя со жрицей Голубого огня, будто та умалишенная?

— Старуха-жрица просто старая очень, — кротко вступился Донгар. — Так-то она неплохая жрица, когда не спит.

— Я всегда считал, что жрица хороша, только когда спит, — буркнул Хакмар. — Желательно мертвым сном.

Аякчан не обратила на его слова внимания — как на шум ветра в соснах.

— Ты ощутил острую нехватку шаманского образования? — продолжала наседать она на Донгара. — Он про тебя знает, этот белый? — И сама же ответила вместо Донгара: — Как он может не знать? Вокруг вас же, шаманов, эти духи-помощники крутятся, наверняка ему доложили…

— Вот эти духи крутятся, однако? — спросил Донгар, тыча пальцем над головой Аякчан. Та невольно глянула вверх, на лице ее промелькнуло недоумение — пусто же, нет никого…

Донгар звучно хлопнул в ладоши.

— Ау-р-р! — из горла Хадамахи невольно вырвался медвежий рев.

На него обрушился скрипучий вой десятка скандалящих глоток. Прямо перед ним висела перекошенная злобой морда, темная и бугристая, как подгнивший гриб. Крохотные глазки-бусинки с невыносимой яростью пялились прямо в глаза, а похожий на стебель папоротника палец тыкал Хадамахе в нос. Ра зевая длинную и узкую жабью пасть, существо орало:

— Медведь! Здесь медведь! Хозяин не любит медведей! Вон из чума, во-о-он!

Тварюшки, похожие на розовых червяков, но с головами сморщенных старцев, зависли у Хадамахиных ушей, вопя:

— Хозяин его впустил, хозяин сам знает, что делает, тебя не спрашивает! Хозяин впустил — хозяин знает!

— А я говорю, во-он! Во-он!

Приплясывая то на одной паре лап, то на другой и заходясь натуральным собачьим лаем, вокруг Хакмара скакала лисица с беличьей головой на плечах. Жирная выдра с похожим на маску личиком крепко спящей девушки на покрытой шерстью голове утробно выла, норовя укусить за ногу. Зубки у нее были размером с тигриные клыки. Хакмар с воплем вскочил на скамью, но выдра тут же воспарила в воздух, руля толстым хвостом. С десяток крохотных горбатых старушек, непрерывно галдя, пытались вцепиться Аякчан в волосы. Та отмахивалась, как от мошкары, потом злобно зашипела и выпустила рой синих искр с пальцев. Старушки с визгом драпанули прочь и закружились под потолком. Полупризрачный ворон, похожий на клубок дыма от костра, пронесся сквозь их хоровод. Клюв у ворона был зашит толстыми нитками из оленьих жил, так что единственным шумом, который он добавлял в общую какофонию звуков, было отчаянное хлопанье крыльев — совсем как у живого ворона. Хадамаха увидел среди прыгающих, ползающих по полу и потолку существ еще несколько с накрепко зашитыми пастями.

— За что их так? — нервно спросил он, хотя был не против, чтобы и остальных тоже заштопали — скандал над его головой перешел в сплошной нечленораздельный визг.

— А это те, кто про меня шаману Канде рассказать грозился, — холодно обронил Донгар.

Чпокнул воздух, и существо, похожее на пучок скрученных корней, зависло перед Донгаром, неистово извиваясь и тряся торчащими во все стороны отростками. Поперек него тоже красовалась грубая штопка, запечатывая то, что заменяло существу пасть.

— Ты не грозился, — согласился прекрасно понявший его дерганья Донгар. — Ты у нас умный, однако, ничего не говорил, только думал, что расскажешь, как День вернется да хозяин снова вас видеть-слышать начнет. — Его губы растянулись в усмешке настолько жуткой, что Хадамаха невольно содрогнулся. — Неужто и впрямь верил, что я твоих мыслей не почую? — И взмахом руки Донгар отшвырнул существо в сторону. — Забыли духи, кто такие черные, — недобро сказал он. — Разбаловались при одних белых-то. Белые шаманы — слабые шаманы, однако. Пока День не придет, собственных тёс, духов-помощников, и тех видеть не могут. Приходи злой черный, обычным мальчишкой прикидывайся, в ученики просись, чужих духов гоняй, а белый даже не знает ничего, не чует…

— А что потом? — стараясь увернуться от охотящейся за его ногами выдры, спросил Хакмар. — Скоро свет появится, Канда своих духов увидит и…

— Молчать будут духи, — перебил его Донгар, и в голосе его была несокрушимая уверенность. — Где черный шаман — там духи место знают!

Хадамаха ощутил, как в животе Огненным шаром вскипает ужас. Все хотят поставить других на место! Донгар — духов, духи — людей… Местные — его, Хадамахиных, соплеменников. Еще про жриц вспомнить да про горцев-оружейников… Ему вдруг представились все три Сивир-земли, кипящие, как три гигантских котла, где каждый вцепляется в глотку каждому — авахи крошат в мелкую сечку небожителей-аи, а те — людей… Хотя слабоваты аи против людей…

— Ты не о том спрашиваешь, Хакмар! — Хадамаха попытался отогнать жуткое видение то ли бывшего, то ли будущего. — Зачем ты здесь? — перекрикивая галдящих духов, требовательно спросил он у Донгара. — Зачем нас Калтащ сюда отправила? Что творится на моей земле, от чего всему Сивиру опасность, а Калтащ с Седной людей истребить грозятся?

— Нехорошо с вами поступила бабушка Калтащ, неправильно, — осуждающе покачал головой Донгар. — Однако вовремя, — неожиданно заключил он.

Хадамаха возрадовался — кажись, он понял, что странного сталось с Донгаром! Не иначе как мухоморов объелся, вот что!

— Девушка-жрица… — Донгар повернулся к Аякчан. — Будь моей женой!

Доза мухоморов была даже больше, чем Хадамаха думал. Раздался лязг стали — Хакмар выхватил из ножен меч. Его устремленный на Донгара взгляд отдавал отчетливым безумием, сноп рыжих искр сыпал с клинка — донимавшая Хакмара выдра сдавленно пискнула и, руля хвостом, рванула прочь. Хадамаха ухватил Хакмара поперек фигуры — да он и впрямь собрался Донгара рубануть! Всерьез! А еще его попрекал, когда Хадамаха на стражников чуть не того… чуть не вызверился.

— Я в смысле снова моей небесной женой-албасы будь! — продолжал Донгар, не обращая внимания ни на стиснутые кулаки Аякчан, ни на дергающегося в хватке Хадамахи горца.

— Я тебе сколько раз повторяла, стойбищный, никакая я тебе не жена и никогда не буду…

— Хватит, однако, а? — вдруг очень тихо и печально попросил Донгар — так тихо и печально, что разошедшаяся Аякчан замолчала, словно ей тоже зашили рот.

Мухоморы. Много, много мухоморов…

— Тысячу Дней назад, когда мы все на Сивире жили, так и перессорились — ты, да я, да Хакмар… — начал Донгар.

— Меня не впутывайте! — строптиво буркнул Хакмар, стараясь незаметно вернуть меч обратно в ножны. Все остальные также старательно делали вид, что и впрямь не заметили полных три локтя отсвечивающей Рыжим пламенем стали.

— Сами погибли, Сивир загубили, — серьезно продолжал черный шаман. — Что ж мы, дети малые, чтобы такое еще раз наделать? Взрослые уже, по четырнадцать Дней исполнилось!