— Прекрасно, — одобрила я.

Бывший следователь сделал широкий жест рукой:

— Битте.

Ну вот. Мне на жизненном пути попался еще один знаток немецкого языка. Я протиснулась в пятиметровое пространство, без приглашения опустилась на табуретку и обозрела пейзаж. В мойке гора грязной посуды, правда, плита идеально чистая, похоже, на ней никогда не готовили. Зато СВЧ-печку используют часто, ее дверца вся заляпана. Белый холодильник тоже покрыт пятнами, на подоконнике банка из-под растворимого кофе, из нее несет табачным перегаром. Вместо клеенки-скатерти на столе газета с полуразгаданным кроссвордом. На ней пустая банка из-под сайры в масле, крошки, несколько чашек с опивками, ложка из нержавейки. На полу между холодильником и мойкой батарея пустых бутылок из-под самой дешевой водки и вина «Красное отборное». Никогда не видела такого, но, думаю, оно имеет незабываемый вкус и аромат.

— Чайку хлебните, — радушно предложил владелец норы, ставя передо мной фаянсовую кружку, покрытую изнутри коричневым налетом.

На дне ее лежал пакетик.

— Заварка есть, а все остальное закончилось. Получил пять дней назад пенсию, ума не приложу, куда она подевалась? — посетовал грязнуля.

Я покосилась на шеренгу пустой стеклянной тары. И правда загадка, ну куда господин Иванов деньги истратил?

— Имя у тебя, красавица, заковыристое, — начал светскую беседу Кальман, — с трезвых глаз не выговоришь. Евлампия.

— У вас тоже не простое, Кальман, — заметила я. — Случайно не имеете родственной связи с венгерским композитором, которого звали Имре Кальман? Он написал много оперетт — «Сильва», «Принцесса цирка», «Фиалка Монмартра»…

— О! Знаете музыку, — обрадовался хозяин.

— В прошлой жизни я получила диплом консерватории по классу арфы[6], — уточнила я.

— Интересный пируэт, от арфистки к детективу, — кашлянул мой собеседник, — моя мать одно время работала в Большом зале консерватории.

— Правда? — удивилась я.

— Очень уж она музыку любила, со многими композиторами, дирижерами, исполнителями дружила, — сообщил Иванов. — Хорошо знала классику, но обожала до безумия легкий жанр. Специально брала заказы от солисток театра оперетты, почти бесплатно для них работала с условием, что ей дадут служебный пропуск на год. Сына Анна Петровна сначала хотела назвать Икс. В честь мистера Икс. Знаете эту оперетту?

— Конечно, — засмеялась я. — «Всегда быть в маске судьба моя…» Арию гениально исполнял Георг Отс. Но на сцене его не помню, только по кинофильму. Певец рано скончался. А вот моя мама, оперная певица, с ним общалась. Отс бывал у нас в гостях, но это происходило до моего рождения.

— Отец конкретно не захотел сына Икса, — пояснил Иванов, — они с матерью долго спорили. В конце концов Нюся, так ее и дома, и на работе звали, заявила: «Хорошо. Он будет Кальман. В честь композитора. Точка. Все равно я его так назову. Без твоего согласия!»

Иванов начал заливать пакет с чаем кипятком.

— Кальман Иванов. Натерпелся я в школе. Как только меня не обзывали: Кульман, Какаман, Котман. Изощрялись по-всякому. Тебе, наверное, тоже досталось! Евлампия! Учудили, однако, твои родители.

— Раньше меня звали Ефросинья, сокращенно Фрося, — объяснила я, — Евлампией я стала во взрослом возрасте. Но меня не дразнили, я люто ненавидела занятия, постоянно симулировала разные болячки, поэтому в основном сидела дома.

— Фрося Романова? — повторил Кальман. — Мама певица? Папа генерал-ученый?

— Да. Откуда вы знаете? — поразилась я.

Кальман опять почесал затылок.

— Помнишь Нюсю-леворучку? Ее так звали, потому что она была левша.

— Сапожницу? Конечно, — улыбнулась я, — симпатичная тетечка, гениально обувь делала. Все удивлялись, принято считать, что сапоги-лодочки только мужчины тачать умеют. А тут милая брюнетка. У нее актрисы, певицы, многие из мира театра-музыки туфли заказывали. Моя мама частенько ее приглашала. Нюся и папе ботинки мастерила. Работала быстро, хорошо.

— Это моя мама, — сказал Кальман.

Я оторопела.

— Не может быть!

— Почему? — усмехнулся он. — Я помогал матери, развозил заказы. Старшую Романову помню, в отличие от других клиентов, твоя мамаша меня всегда вкусным угощала, чаевых не жалела. Тебя пару раз видел, но не обратил внимания. Ходила мелочь в платье. Разница большая в возрасте у нас. Я уже повзрослел, а ты была ребенком. Эх, нечем нам с тобой выпить-закусить за встречу.

— Плохо переношу алкоголь, — призналась я.

Кальман схватил меня за руку.

— Слушай! Я следователь, профи высокого класса. Можешь справки навести. Не алкаш вовсе. Сейчас от тоски квашу. В милиции кучу лет оттрубил, поэтому семьи не завел. Ни жены, ни детей, только работал, работал, работал, конем вкалывал. Итог? Выперли на пенсию. Ничего хорошего за каторжный труд я не получил, только копейки раз в месяц. Пристроился в охрану. Сутки через трое в супермаркете у касс брожу. Блин! Я! Дураком рассекаю! «Где крупа?» — «Налево, за чаем». Тьфу. Не о том я мечтал. Знаешь, какие дела я вел? Рассказать не могу. Не болтун. Ты в агентстве кто?

— Сотрудник, — осторожно ответила я.

Хозяин отошел к окну.

— Вам там не нужен отличный сыскарь, а? Могу землю носом рыть! Мы же с тобой с детства знакомы. Моя мать твоей туфли шила. Не чужие друг другу! Не подумай, что я из-за денег прошу, хотя они мне во как нужны!

Кальман провел ребром ладони по шее и повторил:

— Во как! Но не в зарплате дело. Мне хочется на службу. Сечешь? Не гляди так! Да! Я квасил неделю! Ханку жрал! Опух, не брился, не мылся. Дай мне час! Не узнаешь меня! Водярой я наливаюсь от безделья, одиночества. Помоги, а? Ну помоги!

Мне стало жаль Кальмана, я вынула телефон.

— Господин Костин, агент Романова по личному вопросу.

Слава богу, Вовка понятлив, он сухо ответил:

— Слушаю вас.

— Я нахожусь вместе с Кальманом Ивановым. Он до пенсии работал следователем.

Костин молча слушал, как я излагаю просьбу бывшего мента, потом перебил:

— Ваше предложение?

— Мы можем использовать Иванова в качестве внештатного агента, — затараторила я. — Готова взять его в дело санатория «Теремок». Если Кальман хорошо себя проявит.

— Да, да, да, — зачастил хозяин квартиры. — Сейчас…

Он вскочил и выбежал из кухни.

— Подожди, — шепнула я в трубку.

— Угу, — донеслось в ответ.

Я встала, выглянула в коридор и услышала шум воды из санузла.