– Твоя невеста ждала бы тебя?

– Я сам отказался от нее. Зачем мучить девушку? Она не должна страдать. Я тем более не увижу ее, если твой отец решит оставить меня при себе. А ведь может и убить. Так, что, Ламис, нет у меня больше невесты.

– Тебе плохо, да?

– Да. Но когда появляешься ты, мир меняется.

Девушка залилась краской:

– Не говори так. Я для тебя чужая.

– А мне кажется, что мы знакомы очень давно. Ты необыкновенная девушка. Хорошая, добрая.

– Отец говорит, что я пошла в маму.

– Он прав, точно не в него.

– Тебе… извини, неприлично спрашивать женщин об их возрасте.

– Мне недавно исполнилось восемнадцать лет.

– У вас ведь замуж выходят рано, да? Я слышал, в шестнадцать-семнадцать лет.

– Бывает и раньше. Но я не замужем.

– Но жених-то у тебя наверняка есть?

Девушка прищурилась, посмотрела на Козырева и осведомилась:

– А почему ты спрашиваешь об этом?

На этот раз смутился он:

– Мне просто интересно.

– Если так, то скажу. У меня нет жениха.

– Но ведь отец должен был подобрать тебе будущего мужа.

– Да, – согласилась Ламис. – Но он не сделал этого.

– Почему?

– А вот этого не скажу. Не потому, что не хочу. Просто сама не знаю. Я часто спрашивала отца, он не объяснял. Говорил, придет время, все узнаешь.

– Да, странностей и у вас хватает.

Козырев хотел улечься поудобнее, начал поворачиваться, и тут резкая боль пронзила его голову. Он упал на подушку и потерял сознание.

Ламис испугалась, выбежала из сарая, бросилась к дому санитара.

Тот тут же поспешил к раненому. Он запретил девушке заходить, а сам вскоре вышел оттуда.

– Что с ним? – спросила Ламис.

– Приступ. Это от контузии. Ты долго говорила с ним?

– Это не твое дело.

– Ошибаешься, Ламис, мое. Я отвечаю за здоровье этого гяура, которому, будь моя воля, с удовольствием перерезал бы глотку, вместо того чтобы лечить.

– Будь твоя воля, ты бы всех резал.

– А ты ведешь себя неподобающе. Я скажу отцу, что его любимая дочь мешает мне, чересчур долго беседует с русским, открывает при этом свое лицо.

– Говори, что хочешь.

– Забирай поднос и ступай к себе.

– А кто ты такой, чтобы приказывать мне? Муж?

– Если бы я был твоим мужем… – Сауни похотливо облизал губы.

Тут Ламис прервала его:

– Если бы ты был моим мужем, то я бы повесилась или бросилась бы в пропасть.

Она прошла в сарай, забрала поднос с посудой, закрыла лицо платком и пошла к своему дому.

К вечеру в кишлак вернулся Табрай и сразу прошел в сарай.

– Салам, Козырев, – сказал он.

«Поздоровался, – подумал Михаил. – Это хороший знак, хотя душманы – народ непредсказуемый. В лицо приветствуют, любезничают, а отвернешься, вмиг получишь пулю в спину или ножом по горлу».

– Салам, Амир.

– У меня для тебя две новости. С какой начать?

– С плохой.

– Так они обе такие.

– Тогда с самой плохой.

– Ладно, по порядку. В полку, где ты служил, по тебе назначено и уже проводится расследование. Особист ваш настаивает на том, что ты сдал колонну и добровольно ушел с нами. Не исключает и версии, что ты стрелял в своих.

– Но это ложь! – Обида придушила Козырева.

– Да, – сказал Табрай. – Только опровергнуть ее никто не может. Командир роты пытается защитить тебя. По нему, кстати, тоже проводится расследование.

– Но как я мог сдать колонну, не имея связи с вами?

Табрай усмехнулся:

– Ты своих особистов не знаешь? Колонна погибла, ты исчез. Командир полка вынужден был доложить о беде в штаб армии, пока это за него не сделали другие. Такое не скрыть. Это не солдат застрелился. Теперь насчет связи с нами. Бутаев здесь служит два года. Он вполне мог продаться нам, а тебя купить и использовать как связного. В общем, из тебя сделают козла отпущения. Поэтому путь к своим тебе закрыт. В лучшем случае тебя посадят на пятнадцать лет, но скорее всего расстреляют.

– Да, новость – лучше не придумаешь. Что еще?

– Командир полка пытается как-то противостоять особистам. Завтра с утра взвод разведывательной роты начнет искать тебя. По тем данным, которые стали известны мне, взвод собирается пройти по нашим следам. У вас в разведке опытные солдаты, грамотные офицеры. Они выйдут на кишлак. Я же не успею подвести дополнительные силы. Поэтому мы вынуждены будем оставить селение. Женщин и детей не возьмем. С ними далеко не уйдешь. Принимать бой в сложившейся обстановке глупо.

– Тебе надо убирать из кишлака всех.

Табрай внимательно посмотрел на советского офицера.

– Причина?

– Наши во избежание потерь могут начать с авианалета. Ведь им нужен я. Командиру – живой, остальным – мертвый. Разведка подойдет к кишлаку, займет господствующие высоты, оценит обстановку. Командир взвода передаст точные координаты цели в Хайри, где стоит вертолетный полк. Две пары «Ми-24» и разнесут кишлак в клочья. После чего на пепелище зайдет разведвзвод. Солдаты зачистят подвалы, схроны, все места, где можно укрыться. Если хочешь, чтобы не пострадали женщины, старики и дети, уводи их. Но не с отрядом. Пусть они отдельно от твоих бойцов перейдут в ближайшее селение.

Табрай погладил бородку и заявил:

– Очень хорошо.

– Что хорошего? – удивился Козырев.

– То, что ты выказал обеспокоенность по поводу наших семей.

– Они не участвуют в этой войне.

– Верно.

– Тебе надо поторопиться. Твои бандиты быстро запрягут лошадей, машины, возьмут оружие и уйдут. Семьям же надо собираться.

– Не беспокойся. Никакой угрозы кишлаку нет.

– Как это? Ты не знаешь, как работают штурмовые подразделения в связке с авиацией?

– Знаю. Угрозы нет. Тебя никто не собирается искать. Никакой взвод в горы не пойдет.

– Так ты обманул меня?

– По второму вопросу – да. Но это не обман, а проверка. Ты вновь показал себя воином. Это очень хорошо.

– А по первому вопросу?

– Тут я сказал правду.

– Откуда у тебя данные из Хакара, если ты уезжал в Кабул?

– На самом деле я был в другом месте.

– Ты встречался с агентом, который подставил колонну?