— У этой ведьмы неприятности, не так ли?

Что ж, о добрососедских отношениях тут речи не шло.

— Мы расследуем жалобу на Анастасию Гусинскую, — уклончиво ответила Саша. — Мы можем войти?

— Безусловно!

Интуиция Костю не подвела: женщина определенно имела какое-то отношение к театру. Стены ее квартиры были увешаны афишами и фотографиями с разными людьми, в том числе и весьма известными. На старых обоях размещались картины с театральными сюжетами и фарфоровые маски, а на полочках сидели арлекины и клоуны.

Семейных фотографий нигде не было. Детских и мужских вещей — тоже.

Хозяйка квартиры провела их на кухню, выставила на стол чашки из тонкого фарфора, выполненные в форме кувшинок. Ни о чем не спрашивая их, она заварила чай, наполнивший кухню ароматами клубники и персика. Лишь после этого женщина села за стол вместе с ними.

— Итак, она попалась? Скажите мне, что я права! Возмездие ее обязано постигнуть!

— Пока идет проверка, — ответила Саша. — На вашу соседку поступили достаточно серьезные жалобы. Больше мы ничего сказать не можем, это тайна следствия.

— Мне не нужно ничего знать дополнительно, я знаю, какое зло она причинила мне! — Женщина картинно прижала ко лбу тонкую руку с некрасиво вздувшимися венами. — Этого мне достаточно!

— Это какое же? — уточнил Костя.

— Она отняла у меня мою дорогую подругу! Единственную душечку мою Лизоньку!

— А можно конкретнее? Что это за душечка?

— Я говорю об Элизе Грановской!

Это имя было произнесено таким тоном, что сразу чувствовалось: женщина ожидает от них весьма бурной реакции. Однако Саша и Костя лишь переглянулись.

— Ну и кто это? — наконец решилась спросить Саша.

— Как, вы не знаете?!

— Очевидно, что нет.

— Элиза Грановская — та светлая, святая душа, которой принадлежала эта квартира! — Соседка указала пальцем на потолок. — Та, в которой теперь эта стервятница разврат чинит! С хахалем своим, таким же мужланом! Они лишние в этом доме!

— А вот с этого места давайте поподробней, — потребовал Костя. — Нам известно, что эта квартира принадлежит Гусинской официально.

На самом деле они не знали этого наверняка. Однако, учитывая репутацию Анастасии, можно было предположить, что по своему жилью она точно привела документы в порядок.

— Может, и официально, — поджала губы соседка, — но получена она страшным обманом! Святую простоту каждый норовит использовать. Именно это стервятница сделала с Лизонькой!

Выяснилось, что Элиза Грановская была женой очень уважаемого человека — академика, который еще при советской власти получил эту квартиру. Тогда весь дом предназначался для работников науки и искусства.

Но времена изменились, и уже представители нового поколения, наследники квартир, предпочли съехать отсюда, обменяв золотое жилье на квадратные метры попроще — с весомой доплатой. Впрочем, оставались и такие «осколки былых времен», как семейство Грановских и их соседка, актриса на пенсии. У них не было детей, они не рвались к богатству, им важнее была память о своей юности.

Муж Элизы умер первым, а для нее он был всей жизнью. Она никогда не работала, во всем поддерживала супруга. Когда его не стало, она обнаружила себя наедине с пустотой. С финансами у нее все было в порядке — покойный муж позаботился о том, чтобы она ни в чем не нуждалась. Вдова просто не знала, чем занять себя. Она превратилась в отшельницу: мало общалась с людьми, редко выходила из дома. Ей всюду мерещились черные риелторы, которые наверняка узнают, что наследников у нее нет, и придут за ней.

— Чего боялась, то и пришло, — вздохнула соседка. — Так в жизни часто бывает. Мы привлекаем свои страхи, потом платим за них.

Черных риелторов Грановская представляла в виде крепких мужиков-дуболомов, прилизанных мафиози или «новых русских» с пальцами веером. Словом, в ее воображении это обязательно были мужчины, причем, очевидно, озлобленные. А тут на ее пути появилась улыбчивая молодая женщина — и Элиза не заметила опасности.

Изначально речи о квартире вообще не шло. Анастасия просто регулярно навещала новую знакомую, расспрашивала ее о прошлом, смотрела старые фотографии. Уже потом, спустя несколько месяцев после встречи, как бы между делом стала жаловаться на проблемы с жильем и безумные цены на квартиры.

— Короче, надавила на жалость, — заключила пожилая женщина. — На самое уязвимое место — на сердце! Лизоньке показалось, что она видит перед собой настоящее, искреннее страдание. Я пыталась ее предупредить, но она меня не слушала. Лиза, говорила я ей, присмотрись, ты же пригрела на груди змею! А она, светлая душа, верила, что в людях есть только хорошее. Я поняла, что спорить с ней бесполезно, иначе она бы и вовсе перестала со мной говорить.

Элиза первой завела разговор о наследовании квартиры. Анастасия для видимости посмущалась, но об отказе и речи не шло. А вот идею с наследством она все-таки отвергла.

Она убедила Элизу, что наследование в таком случае — это слишком опасно. Мол, бюрократы и чиновники обязательно придерутся к тому, что Анастасия не была кровной родственницей усопшей. В итоге квартира досталась бы государству, все ушло бы с молотка!

Вместо этого она предложила Грановской продать ей квартиру сразу, в тот же период. Не за деньги, конечно, потому что это противоречило бы ее образу «бедной девочки». Элиза расставалась с имуществом за право пожизненного проживания в этой квартире и содержания со стороны Анастасии.

Договор показался Грановской логичным и выгодным, она согласилась.

— Нужно ли говорить, что я была против? — поинтересовалась соседка. — Мы тогда крупно поссорились с Лизонькой, наговорили друг другу всякого — сейчас даже стыдно! Но она всегда очень упрямой была, это еще ее муж отмечал, царствие ему небесное. Если она считала, что права, то отговорить ее было невозможно.

Первые месяцы все шло настолько хорошо, что соседка даже засомневалась: не ошиблась ли она? Анастасия добросовестно взяла на себя всю домашнюю работу. Она стирала, убирала, готовила, гуляла с Элизой по паркам и с прежним увлечением слушала ее рассказы о былых временах.

— Я расслабилась, — признала пожилая женщина. — Все расслабились. А потом Лизонька умерла.

Элиза Грановская скончалась от инфаркта, так установили медики. Возраст женщины приближался к девяностолетнему юбилею, поэтому подозрений ни у кого не возникло. Анастасия организовала похороны и вступила в единоличное владение квартирой.

После этого ее отношение к соседям изменилось. Она больше не изображала смиренную овечку и посылала их по известному адресу, стоило им только оказаться у нее на пути. Прямых нарушений с ее стороны не было, но ни у кого не оставалось сомнений относительно того, что собой представляет эта женщина.

— Я ходила в полицию! Я бы предала память Лизоньки, если бы не пошла. Я все им рассказала! Но они только руками развели: нет состава преступления, так они сказали! Документы у нее чистые, за Лизонькой она ухаживала прилежно, а инфаркт никого не щадит. И что теперь? Раз вы здесь, эта ведьма навредила кому-то еще, не так ли? А ведь этого можно было бы избежать, если бы меня послушали сразу!