С ранних лет я знала, что папа работает в сфере строительства по контрактам, и Франкфурт не первое место, где мы успели пожить. Я привыкла к неоседлой жизни, в некоторых городах побывав по одному разу, в некоторых по два, но… Но Холмы – единственное место, которое я действительно считаю своим домом.

Сейчас здесь папина работа подходит к концу – строительный проект, которым он занимается, почти завершен. Новый обещают начать воплощать через три года, когда корпорация будет расширяться. А там, во Франкфурте, ему предложили хорошую работу как раз на этот период.

– Это всего на три года… А потом мы вернемся сюда.

Не хватит и ста страниц, чтобы описать словами все, что я чувствую, ту пустоту, которая заполняет каждую клеточку моего тела.

Не хватит ста страниц, но в то же время достаточно трех букв.

Кит.

Wal.

* * *

Остался всего месяц до отъезда. Я не могу сказать Киту… Я не хочу его расстраивать.

Но он сам понимает, что что-то не так.

Теперь я всегда грустная и часто плачу. Он пытается меня рассмешить, но мне не весело.

– Что с тобой, пряничная девочка? – спрашивает он, когда мы сидим на холме, привалившись спинами к вагонетке, и разглядываем в небе летающих китов. – Ты сама на себя не похожа. Что-то случилось? Ты так странно себя ведешь. Как будто… вот-вот произойдет что-то нехорошее.

Я должна ему сказать. Это предательство – скрывать от него скорый отъезд.

– Мы переезжаем, Кит, – плачу я, уткнувшись носом в коленку друга. – Обратно во Франкфурт. Как же мы будем друг без друга? Я не хочу уезжать! Я хочу взять тебя с собой!

– Ничего не понимаю! Говори помедленнее и не плачь, пожалуйста.

Нет. Не смогу ему рассказать так, чтобы он понял. Это слишком больно… Я улыбаюсь, глотая слезы:

– Все хорошо, Кит. Не бери в голову. Давай лучше еще наловим светлячков…

* * *

В последний день перед отъездом, когда мы прощаемся у забора, я прислоняю к сетке ладони.

– Завтра я уезжаю. Не приходи.

Он кладет на забор свои ладони.

– Завтра идешь куда-то? В гости? Я думал, мы завтра пойдем за шахты – саранки[14] выкапывать. Ты же обещала!

– Прости, что скрываю. Но я не хочу, чтобы ты знал, потому что ты придешь меня провожать, а мне из-за этого будет грустно. Я хочу, чтобы наша дружба кончилась сегодня. Но это только на три года.

Кит смотрит на меня с беспокойством:

– Что, завтра не вернешься? Эх, а саранки? Послезавтра за ними пойдем?

Я улыбаюсь, сдерживая слезы:

– Прости, Кит. Не злись на меня.

Он видит, что я улыбаюсь, и улыбается в ответ. По глазам его я вижу, что он так ничего и не понял… Если бы знал, что скоро произойдет, он бы не был таким веселым сейчас.

– Круто! Значит, послезавтра пойдем за саранками. Ты знаешь, если их пожарить на костре – это объедение. Устроим настоящий пир! Ну что, прощаемся до послезавтра?

– Ты будешь меня помнить, Кит? Меня не будет три года… А потом я вернусь, обещаю.

– Я буду ждать тебя, пряничная девочка!

Он говорит беззаботно и легкой походкой уходит прочь.

Я смотрю, как он скрывается в nebel. Его походка… Такая странная, подпрыгивающая. Плечи поочередно выдаются вперед, локти отставлены в стороны. Он копирует походку взрослых ребят, так Кит пытается казаться старше и выше, чем он есть. Волосы взлохмачены, штаны подвернуты снизу в несколько оборотов, в руке – Китькина радость, немного поржавевшая от влаги.

Я запомню его именно так, со спины.

А лицо… Черные волосы, черные ресницы… Огромные глаза, почти белые, мутные, как nebel. Его лицо в моем сознании почему-то начинает расплываться почти сразу же после ухода Кита.

Я выплетаю из косички розовую ленточку и привязываю к забору. Кит увидит ее и все поймет.

* * *

Когда была маленькой, я часто воображала, что я принцесса и что меня похитили Злые мальчишки и увезли в свое Темное королевство.

Знаете, о чем я мечтала? О том, чтобы появился Прекрасный добрый принц, который бы спас меня и увез в свое Светлое королевство?

Нет.

Я мечтала, чтобы один из Злых мальчишек, самый-самый красивый, влюбился в меня, убил всех остальных Злых мальчишек, и мы с ним правили бы Темным королевством вместе.

А потом мы бы убили Прекрасного доброго принца и захватили бы Светлое королевство.

Мы еще встретимся с тобой, Кит. И захватим оба королевства.

* * *

Оффенбах-ам-Майн… Небольшой городок, жмущийся к Франкфурту-на-Майне с юго-востока. Здесь мы живем.

Старый порт. Башня из морских контейнеров, армия подъемных кранов, баржи, горы песка и камней, гудящие машины, вечная пыль, летящая в окна.

Маленькие тесные квартиры, без балкона и своего кусочка земли.

Потоки людей, громкие звуки, гул портовых машин за окном, невероятная толчея, вечный страх быть растоптанной огромной толпой народу.

Во дворе за домом трава, по которой нельзя ходить, клумба, которую нельзя трогать, детские площадки, на которых можно играть только в определенные часы и которые всегда заполнены детворой с мамашами.

После жизни в Холмах, где я могла бродить по бескрайним зеленым лугам, где стояла удивительная тишина, нынешняя жизнь кажется мне дикой.

Я бы свихнулась здесь… Если бы не Hafengarten. Рядом с домом находится городское садовое товарищество – проект местных властей, призванный улучшить качество жизни жителей города.

Hafengarten – вот, что дает мне силы жить.

Среди морских контейнеров и грузовых машин, среди пыли и шума, как оазис в пустыне, находится портовый сад. Жители выращивают здесь салат и томаты, клубнику и яблони, даже хмель и перец чили. Я ухожу сюда в поисках уединения. Наша семья устроила тут свой маленький садик.

Спустя две недели после приезда, сидя на качелях на детской площадке, я неожиданно обнаруживаю в кармане куртки смятый листок бумаги.

Разворачиваю его.

Сердце колотится от волнения.

Это послание от Кита! Когда он успел сунуть мне в карман листок?

Он нарисовал огромного кита, парящего в облаках. И написал письмо… Я не понимаю ни слова. И только через месяц я смогу прочитать текст – придется долго копаться в словарях, потому что Кит сделал много ошибок в словах. И когда смогу понять смысл, я, наконец, дам волю слезам, которые так долго сдерживала.