И все же "мессеры" не отстают, все наседают и наседают. Они атакуют и бьют из пушек, но… к счастью, мимо. Тогда они, по-видимому, решили нас, как говорится, подловить: разделить по одному. Один фашист атакует. Мы делаем вираж. А когда ложимся на курс, второй фашист идёт в атаку. Однако и такой маневр им не удается.

Мы не успели ещё развернуться на 360 градусов, а только наполовину, как сталкиваемся со вторым "мессером" лоб в лоб.

"Откуда немец может знать, что у меня кончились снаряды? — мелькнула в разгоряченном мозгу мысль. — Спокойно, не кипятись!" И иду в лобовую атаку. Вижу неудержимо наплывающий на меня самолёт. "Ах, сволочь, были бы снаряды"… Мессер у меня в прицеле. А в кабине становиться почему-то так тихо, что слышу, как стучит молоточком в висках. "Таран так таран"… Отчетливо вижу кабину немца и, мне кажется, его румяное, словно на картинке лицо. Секунда, другая, и мы столкнемся. Но нет, немец, едва уловив, что я в него прицеливаюсь, круто взмыл вверх. "Ах, стервец, все-таки боишься наших пушек!"

Теперь снова курс домой. В лобовой атаке мы набрали метров сто высоты. Немедленно снижаться поближе к земле. И вдруг отчаянный Тимы:

— Вираж!

Предельный крен. Ручка на себя. Треск пулемётной очереди, и радостный возглас Тимы:

— Ага, доигрался "худой"! Есть! Упал!

Оказывается, едва мы отошли от земли, как один из фрицев подобрался — таки сзади снизу, под стабилизатор, где не видно его, и чуть было не открыл огонь с малой дистанции. Но мы вовремя снизились. Земля близко., "мессер" вынужден был выйти из-под хвоста и повис над нами метрах в тридцати. Тут-то и прошил его Тима длинной очередью из пулемёта. Немец взмыл вверх и с переворотом врезался в землю.

А второй стервятник куда-то исчез.

— Уходим домой!

— Понял, понял! — слышу голос Володи Ильина. — Иду за вами.

Через полчаса мы уже были дома.

На боевые задания из Моздока нам летать больше не пришлось.

— Самолёты приказано сдать соседнему полку! — разочарованно сообщил на следующий день гвардии майор Зуб своим заместителям и командирам эскадрилий. Как же так?! — возмутился Иван Карабут. — Тильки приноровились и на тебе…

Самый старший из командиров эскадрилий по званию и возрасту майор Иван Иванович Панин понимающе молчал.

— И половину летного состава надо отдать соседнему дяде, — подлил масла и огонь в огонь майор Провоторов.

— Самолёты отдать! — подтвердил свой прогноз командир полка. — А что касается летного состава, то еду сейчас же в дивизию. Всех лётчиков в машины и — в ближайшую станицу, чтобы ни одного не было в Моздоке, до моего приезда! приказал он начальнику штаба полка майору Провоторову и улетел к командиру дивизии.

Около недели, пожалуй, сидели мы в станице, а потом вернулся гвардии майор Зуб собрал весь лётный состав и, не скрывая довольной улыбки., сказал:

— Приказано всем лётчикам остаться в полку. Едем в Куйбышев получать самолёты!

Снова Куйбышев

Перед тем как развернуться последним событиям в полку, Женя Прохоров был направлен штабом в командировку в город Махачкалу.

Вечером, после возвращения с очередного задания, сидим в комнате. Женя пришивает к гимнастерке чистый подворотничок, готовиться в дорогу. Николай Есауленко чуть слышно перебирает клавиши баяна.

— Подвезло Женьке! — с доброй улыбкой говорит Николай, тихонечко наигрывая. — Будет где погулять-повеселиться…

Старший сержант Николай Есауленко — бывший лётчик-инструктор летной школы. Лихой, с характером парень, кубанский казак по крови и натуре. Отличный лётчик и прекрасный баянист.

Проводили мы Женю. Поджидаем обратно. А тут вскоре возвратился майор Зуб из штаба дивизии. Узнаем, что дорога наша тоже лежит через Махачкалу, Баку, Красноводск, Ташкент. Кружным путем едем в Куйбышев.

Даем телеграмму Жене Прохорову, что едем на Волгу через Махачкалу.

Встречает он нас на вокзале ночью. Увидели мы Женю в шумливой толпе пассажиров, закричали, услышал он, подбежал к вагону. Весь продрогший от холода. Махачкалинская зима не то что на Урале, но все же зима, да ещё поезд наш опоздал, тогда все эшелоны находились в пути по нескольку суток.

— Держите, — осевшим голосом говорит Женя и протягивает какой-то сверток, обернутый тряпицей. — А с этим "золотым теленком" поосторожнее братцы. — Он сует в руки Ивану Карабуту свой чемоданчик.

Не помню уже, с чьей легкой руки прилепилось прозвище к чемоданчику, с которым Женя приехал в полк и в котором вместе с пилоткой, парой белья постоянно находилась книга И. Ильфа и Е. Петрова "Золотой теленок". Её в часы досуга перечитал, наверное весь личный состав полка.

Вошли мы в вагон, разместились. Женя докладывает:

— Вот здесь, братцы, — он указывает на сверток, что в руках у Николая Есауленко, полбарана. А в "золотом теленке" пять бутылок.

Иван Карабут присвистывает:

— Только и всего?.

— А ты думал, на наши деньги можно цистерну купить? — под всеобщий смех парирует Женя Прохоров. — Хотите новый анекдот, братцы?

— Давай!

Ехали мы в общем вагоне. Наверху, в конце купе, мигал фонарь с огарком свечи. В полутьме мы и соседние пассажиры с интересом прислушивались к Женькиному выразительному голосу. На нижней боковой полке ехала какая-то девушка. Она в конце анекдота оглашала купе звонкими раскатистыми "хо-хо-хо", словно чайка-хохотунья. А за ней уже весь вагон содрогался от заразительного смеха.

На вторые сутки приехали в Баку. Ожидаем теплоход, чтобы добраться до Кисловодска. Голодновато без привычной горячей пищи. Во фронтовых условиях лётный состав кормили очень прилично. А тут приходилось мириться: скудный сухой паек. Наличные деньги почти на исходе. Да и денег — то у нас помногу никогда не было: отсылали по денежным аттестатам домой. До очередной получки ещё далеко. Довольствуемся тем, что есть.

Иван Карабут выдал каждому по два сухаря и по столовой ложке сахара-песку.

Раздобыли в порту кипятку. Подкрепились. Сидим, размышляем вслух, чего бы на оставшиеся деньги купить в дорогу из харчей.

— Закупим, братцы, чая, — хозяйственно предлагает Женя Прохоров.

В добром согласии закупили на все деньги чая и пустились в дальний путь на Волгу по Каспийскому морю, через всю Среднюю Азию.

Каспий вообще суров а зимой тем более. Штормит, многотонные, словно свинцовые валы методично бьют о борт теплохода, кидают его, словно щепку, шумно захлестывают палубу, накрывают её ледяной водой. С непривычки ребята неважно переносят морскую качку, но виду не показывают, стараются держаться бодро.

Лицо Жени Прохорова осунулось, стало серо-пепельным, но он, перебарывая себя, как обычно, рассказывает ребятам разные смешные истории.

День моего рождения — 10 февраля — отмечали на теплоходе. Все организационно-технические мероприятия взял на себя Иван Карабут. Договорился с капитаном, получил разрешение собраться в кают-кампании. Упросил корабельного кока приготовить закуску из баранины.