Придется ехать за ним.

На первый взгляд это вопиющая дикость, но если он скроется, Чарлин не будет покоя. Ее уделом станет чистый, неразбавленный, нескончаемый ужас, пока зловещего азиата не посадят, то есть до скончания времен. Чарлин видела его лицо. Она видела его глаза. Она не сможет с этим жить.

Поехать за ним — приставить хвост, как выражаются в телесериалах, — казалось не лишенным здравого смысла, учитывая альтернативу. Можно преследовать его на машине, держась на расстоянии, и по сотовому сообщать полиции, где он находится. Долгая погоня в планы Чарлин не входила — вот только полиции сдаст его тепленьким, и все. А сейчас, вот в эту самую минуту, бездействие означало одно: полиция приедет, когда преступник скроется.

Выбора не было.

Летели секунды. Идея с погоней казалась ей все менее сумасшедшей. Она же не собирается выходить из машины — спокойненько пристроится сзади и все время будет на связи с оператором 911.

Это безопаснее, чем дать преступнику скрыться.

Она побежала вниз.

— Чарлин?

Майк, стоя на кухне, ел над раковиной крекеры с арахисовым маслом. На секунду Чарлин остановилась. Муж смотрел ей в лицо так, как мог и умел только он. Ей вдруг вспомнились дни в Вандербилте, когда они только-только полюбили друг друга. Так Майк смотрел на нее тогда, так он смотрел на нее и сейчас. Тогда он был стройнее и красивее, но взгляд и глаза остались прежними.

— Что случилось? — спросил он.

— Мне надо… — Чарлин запыхалась. — Мне надо кое-куда съездить.

Пронзительный, проницательный взгляд. Чарлин впервые увидела Майка солнечным днем в парке Сентенниал в Нэшвилле. Многое ли изменилось с тех пор? Майк по-прежнему смотрит на нее, как никто другой. На секунду Чарлин застыла на месте. Ей захотелось плакать. Майк бросил крекеры в раковину и шагнул к жене:

— За руль сяду я.

Грейс и знаменитый рокер Джимми Экс вдвоем сидели в «берлоге», превращенной в игровую. «Геймбой» Макса валялся дисплеем вниз. Задняя панель его отлетела, две батарейки удерживал скотч. Рядом валялся картридж, словно выплюнутый «Геймбоем»; игра называлась «Супер Марио-5» и, на взгляд несведущей Грейс, ничем не отличалась от «Супер Марио» прежних версий.

Кора оставила их вдвоем, вернувшись к своей роли киберполицейского. С момента появления Джимми не произнес ни слова — сидел, сложив руки на коленях и низко опустив голову, как когда-то в палате Грейс, только что вышедшей из комы.

Грейс видела — он ждет, чтобы она заговорила первой. Но ей попросту нечего было ему сказать.

— Простите за поздний визит, — начал Джимми.

— Я думала, у вас сегодня концерт.

— Уже закончился.

— Рано.

— По желанию промоутеров мы обычно играем до девяти.

— Как вы узнали, где я живу?

Джимми пожал плечами:

— Я всегда знал.

— Как прикажете это понимать?

Джимми не ответил, Грейс не настаивала. Несколько секунд в комнате висела мертвая тишина.

— Не представляю, как начать, — проговорил Джимми и после короткой паузы добавил: — Вы хромаете.

— Отличное начало, — усмехнулась Грейс. Джимми попытался улыбнуться. — Да, я хромаю.

— Это после…

— Да.

— Мне очень жаль.

— Я еще легко отделалась.

Джимми сник, словно получив выговор, и снова низко опустил голову, которую только-только осмелился поднять.

Лицо рокера с красиво очерченными скулами сохранило четкость линий. Знаменитая светлая шевелюра исчезла — под воздействием возраста или машинки парикмахера. Он стал старше. Молодость ушла, и на секунду у Грейс мелькнула малоприятная мысль: ведь и о ней можно сказать то же самое.

— Я в ту ночь потерял все, — начал он, но тут же остановился и покачал головой. — Но я пришел не жалости искать.

Грейс ничего не сказала.

— Вы помните, как я приходил в больницу?

Она кивнула.

— Я читал каждое сообщение в газетах, журналах, смотрел все новости. Могу рассказать о каждом, кто погиб в ту ночь. О любом из них. Я знаю их в лицо. Я закрываю глаза и вижу их всех.

— Джимми…

Он поднял глаза.

— Вы бы не мне это рассказывали. У погибших остались семьи.

— Знаю.

— Я не могу вам дать отпущения грехов.

— Вы думаете, я за этим пришел?

Грейс промолчала.

— Я просто… — Он помотал головой. — Я не знаю, зачем пришел. Я видел вас сегодня вечером в церкви и понял, что вы меня узнали. — Он наклонил голову. — Как вы меня нашли?

— Я вас не искала.

— А кто был с вами в церкви?

— Карл Веспа.

— О Господи… — Рокер закрыл глаза. — Отец Райана?

— Да.

— Это он вас привел?

— Да.

— Чего он хочет?

Грейс подумала.

— Мне показалось, он и сам не знает.

Теперь промолчал Джимми.

— Он считает, ему нужны извинения.

— Считает?

— На самом деле он хочет вернуть сына.

Воздух в комнате стал густым, как кисель. Грейс напряглась в своем кресле. В лице Джимми не осталось ни кровинки.

— Я пытался, понимаете, пытался… извиняться. В этом Веспа прав, я обязан перед ними извиниться. Как минимум. Я не говорю о той глупой фотосессии в больнице — на ней настоял мой менеджер. Я тогда жил как во сне — повели, и пошел. Я едва мог стоять. — Рокер посмотрел на Грейс настойчиво, пристально — эти глаза когда-то сделали его всеобщим любимцем на MTV. — Вы помните Томми Гаррисона?

Грейс помнила. Парнишка, которого затоптали насмерть. Его родителей звали Эд и Селина.

— Его фотография меня особенно тронула. На каждую фотографию было невыносимо смотреть — все такие юные, только начинали жить… — Рокер глубоко вздохнул. — Но Томми был похож на моего младшего брата, я не смог его забыть и пошел к его родителям, хотел извиниться… — Джимми Экс замолчал.

— И что было?

— Я пришел в их дом. Мы сели за кухонный стол. Я поставил на него локти, и он зашатался. Линолеум на полу лежал волнами. Страшные бумажные обои в желтых цветочках отклеивались и висели лоскутьями. Томми был их единственным ребенком. Я увидел такую безнадежность, такую пустоту… Я не смог этого выдержать.

Грейс ничего не сказала.

— Именно тогда я сбежал. Исчез.

— Джимми…