– Париж – это гораздо больше, чем ар-деко и пышные фасады, – произнесла я. В ответ на меня уставились три пары глаз, и мне подумалось, что это были первые слова с тех пор, как мы начали собираться в рабочей комнате после семинаров. Я смущенно откашлялась.

– Правда? – Адам критически меня разглядывал.

– В последние десятилетия Париж перестал быть тем Парижем, который живет в наших представлениях. С точки зрения архитектуры там столько всего появилось за пределами Латинского квартала и исторической части. Взять хотя бы современные сооружения на этих ходулях…

– Пилонах, – вставил Эммет. Я посмотрела на него, и он слегка закусил губу. – Эти ходули, их так называют.

– Да? – Я проглотила комок в горле.

– Не важно, прости. Не хотел тебя перебивать.

Я замешкалась, почувствовав на себе заинтересованные взгляды.

– О’кей, о’кей, – вмешался Адам. – Но современные здания типа нашего абсолютно не подходят для Парижа. Или они уже делали что-то в этом роде?

– Делали. – Здесь я кивнула. – Взгляните на недавно возведенный квартал Клиши-Батиньоль. Много стекла, струящиеся фасады. Очень чувствуется влияние азиатских архитекторов. В таком городском пейзаже со стеклянными высотками есть что-то от ванкуверизма.

– Но разве не было где-то прописано, что высота зданий в Париже ограничивается тридцатью семью метрами?

Я снова кивнула.

– Раньше так и было, но со временем от этой нормы стали отходить, чтобы строить больше доступного жилья.

Эммет щелкал по клавишам, вводя в поиск изображений название квартала. Найдя, стал просматривать фотографии жилых корпусов, они ему определенно нравились.

– Или, например, La Seine Musicale – целый культурный комплекс на небольшом острове посреди Сены. Думаю, своим появлением это здание обязано как раз парижскому архитектурному традиционализму. Оно будто прилетело с другой планеты и приземлилось в сердце старого города.

– Но при этом не выглядит как инопланетное существо, – проговорил Эммет, открывая фотографии. – Наоборот, вписывается в естественное течение реки.

– Видите центральную часть в виде стеклянного шара? В ней располагается Auditorium – концертный зал более чем на тысячу мест.

– С ума сойти. – Эммет, словно загипнотизированный, смотрел на экран. У меня засосало под ложечкой при мысли о том, что я предложила что-то толковое.

– Это все, конечно, хорошо и красиво. – Леа подперла рукой подбородок. – Но мы не собираемся строить концертный зал.

– Этого никто и не предлагал, – сказал Адам.

– А что тогда? Очередной пафосный музей? Кто будет в него ходить? Состоятельные люди да туристы. Это не наш профиль.

– Ты права, – пробормотал Эммет и снова отвернулся. – Эмбер, ты была там, ты видела, что есть в городе, а чего в нем нет. Думаю, будет неплохо, если мы внесем свой вклад в социальное смешение. Если сможем придумать что-то красивое и осмысленное.

Все трое снова уставились на меня. У меня перехватило дыхание. С тех пор как я уехала из Парижа, прошла целая вечность. В памяти вновь воскресли узкие улочки Латинского квартала, по которым я каждый день ходила от общежития до учебных корпусов лицея Ла Брюйер. Я вновь ощутила пыль на губах, услышала стук каблуков по брусчатке. В груди сжало, как бывало каждый раз, когда, несмотря на окружающую красоту, во мне просыпалась жительница Канады, которой этот город напоминал клетку. Европа мне казалась маленькой и тесной. Да, там все пронизано историей и искусством. Но мне не хватало широты, пространства, природы. Хотя я об этом никому не говорила.

– В первую очередь город нуждается в компактных решениях, – начала я, помедлив. – Центральная часть вся сплошь бетон и камень. В ней много света и чисто, однако со временем начинаешь чувствовать тесноту.

– Но судя по фото в Гугл-картах, там вроде много парков?

– Верно, но они преимущественно в туристических кварталах. Парижане туда почти не ходят.

– Нам нужен какой-то проект для местных жителей, – размышлял Эммет. – Что бы это могло быть?

– Школы, – произнесла я с отсутствующим видом. Эммет автоматически повернулся в мою сторону. – Они правда ужасные. Дворы, обнесенные забором, контроль безопасности на входе. Нет зелени, деревьев и лужаек. Очень мало места, по крайней мере, вокруг государственных школ. Часто вообще нет собственной спортивной площадки, хотя бы забетонированного футбольного поля, куда можно выйти на перемене. Парижские школьники другого не видели, но для человека, выросшего в условиях больших пространств и обилия зелени, это сразу заметно… – Я запнулась, остальные молча продолжали на меня смотреть. – Как-то так. Забей, в общем.

– Нет, подожди, хорошая идея. – В глазах Эммета мелькнуло что-то незнакомое. Любопытно было бы узнать, что в эту секунду происходит в его голове. Он разом максимально сконцентрировался. – Так, давайте зафиксируем: для такой элитной локации на набережной просится что-то особенное. Это очевидно. В то же время оно должно быть доступным для всех. Культурных центров и музеев и так достаточно. Почему бы нам не подумать о подрастающем поколении, о тех, с кем мы связываем свои надежды? – Его лицо сияло, а я боялась дышать. Эммет взял графитовый карандаш. – Почему бы не спроектировать государственный образовательный комплекс, включающий в себя все типы школ, объединенных общим досуговым центром. Со спортплощадками и зелеными крышами. – Он говорил все быстрее. От его эйфории у меня по спине побежали мурашки. Мы трое просто сидели рядом, пока Эммет быстрыми движениями набрасывал на бумаге грубый карандашный эскиз. – Задействуем оба берега Сены. Соединим переходом над рекой. Достаточно высоким, чтобы не мешать проходу судов. В самой высокой точке смонтируем бассейн. Частично крытый, чтобы им можно было пользоваться в любую погоду. Со стеклянным полом, представляете, какую потрясную игру света и тени можно будет наблюдать с воды? И дети наверху в безопасности.

– Чувак, это же гениально, – пробормотал Адам, следя за карандашом Эммета.

– Мы спроектируем мост над Сеной, и он станет местом встреч, по-другому и быть не может… Он прямо просится сюда.

Пока Эммет рисовал, мои руки покрылись гусиной кожей. Как будто он умел увидеть что-то такое, что нам казалось невозможным. Он только время от времени кивал, когда Леа и Адам взволнованно подкидывали идеи. Я молча наблюдала. Потом Эммет поднял голову. Отыскал меня взглядом. Его лицо сияло.

– Эмбер, это будет потрясающе.

* * *

Не припомню, когда я в последнее время была чем-то увлечена настолько, что потеряла счет времени. С Эмметом такое, похоже, случалось частенько, потому что, взглянув на часы, он, тихо чертыхнувшись, стал укладывать в сумку компьютер и принадлежности для рисования.

– Сорри, мне неудобно вот так просто бросать вас здесь, но на выходные я еду домой и обещал не опаздывать к ужину.