с Джессикой.

— А где Грейси? — спрашивает Бет.

— В кухне, делает проект для лагеря, — говорит Джессика.

— Какой еще проект? — спрашивает Бет.

— Не знаю, — пожимает плечами Джессика.

— Что вы ели на ужин?

— Хот-дог, — говорит Джессика.

— Гамбургер, — говорит Софи.

Бет выводит из себя, что они живут на острове, но ни один из ее детей не ест рыбу. Она обожает морепродукты, но каждый раз, когда она готовит их дома, девочки демонстративно зажимают носы и жалуются на запах.

— А папа где?

— Он уехал, — отвечает Софи.

— А-а, — говорит Бет, до странности разочарованная, что он не зашел.

Должно быть, это все водка виновата.

— Как прошел ваш день в лагере?

— Отвратительно, — кривится Софи.

— Ты не могла бы вести себя по-человечески и не портить впечатление сестрам? В их возрасте тебе там очень нравилось.

— Пожалуйста. Он прошел потрясающе! — заявляет Софи, произнося слово «потрясающе» нарочито писклявым тоном и растянув губы в слишком приторно-сладкой, чтобы быть искренней, улыбке.

— Ладно, ладно. А ужин как прошел?

— Он прошел потрясающе! — отвечает Джессика, в точности копируя тон и манеру старшей сестры.

— Это был полный отстой, — говорит Софи.

— Эй! Следи за языком! — одергивает ее Бет.

— Там была она, — говорит Софи.

— О, — только и может произнести Бет.

— Мне она не понравилась, — говорит Софи.

— И мне тоже, — присоединяется к ней Джессика.

Бет пытается найти в себе слова материнской мудрости, или политкорректный совет, или, по крайней мере, что-то такое, что приободрило бы ее девочек, но три выпитых коктейля работают против нее, поэтому она просто отвечает честно:

— Мне она тоже не нравится.

— Да, но тебе-то не нужно с ней общаться, как нам. Лучше бы ее там не было, — говорит Софи.

— Лучше бы папа вернулся домой, — говорит Джессика.

Сердце Бет рвется на части.

— Он ведь не вернется, да? — спрашивает Софи.

— Думаю, что нет, — отвечает Бет.

Глаза Джессики наливаются слезами, а Софи — яростью.

— Мне очень жаль, мои маленькие. Мне очень-очень жаль. Это действительно полный отстой.

— Я скучаю по нему, мама, — всхлипывает Джессика.

— Я тоже по нему скучаю, — признается Бет.

— Я думала, ты его ненавидишь, — говорит Софи. — Я думала, ты поэтому порвала фотографии.

— Нет, не поэтому, и иногда я действительно его ненавижу. Я ненавижу его и скучаю по нему одновременно. Это сложно объяснить.

— А что сильнее, скучаешь или ненавидишь?

Джессика вскидывает на нее свои большие, влажные, полные надежды глаза. Бет пальцами вытирает ее лицо и целует в щеку.

— Скучаю, — говорит она из сочувствия к своей ранимой средней дочери.

— Ну а я его ненавижу, — заявляет Софи.

— Софи, — говорит Бет тем тоном, которым обычно начинает читать кому-то из девочек очередную нотацию.

— Почему тебе можно его ненавидеть, а мне нет?

Это хороший вопрос, но Бет ничего не говорит. Она не говорит: «Потому что, даже если он перестал быть моим мужем, он все равно остается вашим отцом». И не говорит: «Потому что ненавидеть кого-то плохо». Но нормально ли для Софи ненавидеть своего отца, если это то, что она чувствует? Наверняка же подавлять эти чувства плохо для душевного здоровья. Пожалуй, Бет стоит договориться о встрече со школьным психологом для всех трех девочек, чтобы обсудить все эти вопросы.

— Потому что я мать, — произносит она наконец, пустив в ход эту раздражающе неопределенную, всемогущую магическую родительскую формулу, чтобы положить конец всей дискуссии. — Уже поздно. Готовьтесь укладываться спать.

Софи закатывает глаза и возвращается обратно в дом. Ее младшая сестра плетется за ней. Прежде чем подняться и уйти с террасы, чтобы взглянуть, как там дела у Грейси, и проследить за процессом отхода ко сну, Бет прочитает еще несколько страниц.

Вскоре после того, как девочки засыпают, Бет, прихватив с собой книгу, тоже ложится в постель, чувствуя себя куда более усталой, чем у нее есть на то основания после такой неприличной роскоши, как целый выходной день. Она надеется дочитать следующую главу, а может, и всю книгу до конца, но глаза у нее закрываются еще до того, как она успевает перевернуть хотя бы одну страницу.

В то время как она погружается в глубокий сон, неструктурированные мысли про аутичную девочку из книги, которую она читает, отыскивают сходные элементы, которые она несколько месяцев тому назад узнала о главном герое «Загадочного ночного убийства собаки». Не умеющие общаться с другими людьми. Не понимающие эмоций. Очарованные повторениями. Не оцененный никем интеллект. Глубинная потребность в упорядочивании. Ряды кубиков. Серии цифр. Повышенная чувствительность к звукам и прикосновениям. Упорные. Молчаливые. Честные. Смелые. Никем не понятые.

Все эти элементы переплетаются, пока она спит, образуя что-то новое, какие-то черты, которые не принадлежат ни девочке из «Осады», ни мальчику из «Загадочного ночного убийства». Это зачаток мысли, тень зарождающейся идеи.

Эта тень путешествует по глубинам ее разума, все больше и больше обретая форму, вплетаясь в канву рассказа, который она когда-то давно написала о воображаемом мире необычного мальчика, сливаясь с образом крутящейся вертушки и истошного крика, вбирая в себя воспоминание о маленьком мальчике и восторге, которым горели его глаза, когда он выкладывал в ряд камешки на пляже. И теперь, собрав воедино все элементы и силу, которая была им необходима, посредством алхимии нейронов, не описанной пока ни в одной книге, эти многочисленные образы и звуки из самых дальних закоулков ее памяти начинают складываться — поначалу в хор, а потом наконец в единый голос. Тень перестает быть тенью. Теперь это вдохновение.

В ту ночь главный герой ее снов — темноволосый и темноглазый мальчик, мальчик, который видит, слышит и ощущает мир необыкновенным и практически непредставимым образом. Она не знает его, зато ее разум знает. Она отчетливо видит его. Он живой и выпуклый. Она понимает его. Он все еще снится ей, когда на следующее утро она просыпается от звонка будильника.

В девять она высаживает девочек на парковке общественного центра и желает им хорошего дня, а Софи хлопает дверцей машины. Затем Бет едет прямо в библиотеку.

Она поднимается на второй этаж и смотрит на часы на стене. Они показывают девять пятнадцать. Сидя в том же самом кресле, в котором она сидела вчера, она открывает тетрадь, снимает колпачок с ручки, делает глубокий вдох и принимается записывать то, что диктует ей голос мальчика из ее сна.

Глава 12

Я лежу на террасе на заднем дворе и смотрю на небо. Смотреть на небо — одно из моих самых любимых занятий, особенно в безоблачный день. В безоблачные дни я