– Мне нужно быть дома до восхода солнца. Генри начнет волноваться, если меня не будет.

Хлоя перестает смеяться и спрашивает:

– Разве ты не хочешь остаться со мной в пещере на всю ночь?

– Конечно, хочу, но я должен думать и о Генри. Мы можем вместе поохотиться. А когда поедим, ты полетишь со мной к нам домой, познакомишься со своим племянником.

Я следую за Хлоей и согласно традиции предоставляю ей выбирать жертву. Но мы заранее договариваемся не брать детей.

– Я тоже не люблю на них охотиться, – соглашается моя подруга. – Мне всегда бывало грустно, когда кто-нибудь из наших приносил детей. Папа говорит, что у них мясо вкуснее, и все-таки…

Мы находим пастуха, мирно спящего рядом со своим стадом ни окраине Марунтауна. Это пожилой человек, весь седой и довольно тощий. Хлоя спускается и убивает его. Он даже не успевает проснуться. Мы едим вместе. Лучшие куски Хлоя подсовывает мне. После еды к нам возвращается желание, и мы любим друг друга под открытым небом, в нескольких шагах от останков пастуха. Его овцы мирно пасутся рядом с нами. На этот раз Хлоя ведет себя более сдержанно, даже нежно.

Когда мы с Хлоей наконец приземляемся за Бартлет-Хаусом, на горизонте уже появляется узкая светлая полоска. Едва коснувшись земли, я меняю обличье.

– Нам нужно войти в дом прежде, чем появится кто-нибудь из прислуги, – говорю я.

Хлоя не спешит меняться.

– Неплохо.- Она оценивающе оглядывает меня.

– Ты ведь уже видела меня, – замечаю я.

Она смеется:

– Это было пять лет назад и совсем недолго. Я тогда была маленькая. Не знала, на что надо смотреть в первую очередь.

Я хмурюсь:

– Пожалуйста, Хлоя, поторопись. Нам надо поскорее войти в дом. Мне не хочется, чтобы тебя застали в таком виде.

– Тогда отвернись.

– Зачем? Я ведь тоже видел тебя.

– Я была маленькая. Отвернись, Питер. Уже скоро.

. Повернувшись к ней спиной, я жду, когда можно будет смотреть. Но она подходит сзади, прижимает ладони к моей спине и слегка подталкивает меня вперед.

– Пойдем в дом, Питер, ты увидишь меня в своей комнате.

Я улыбаюсь ее нежному голосу. Ведь раньше мы разговаривали беззвучно. Голос любимой оказывается ниже и глубже, чем я ожидал. Выговор у нее, как и у всей ее семьи, не ямайский, а скорее британский, как у девушки из хорошей английской семьи. Мне очень хочется внезапно обернуться и увидеть ее, но я боюсь, что она рассердится. Руки Хлои скользят по моей спине вниз и сжимают мои ягодицы. Сдавленно хихикая, мы поднимаемся на галерею.

– Хлоя! – умоляю я, давясь от смеха.

Под нашими ногами холодные плиты пола. Пока мы идем ко мне в комнату, руки Хлои неутомимо путешествуют по моей спине. Нас обоих разбирает смех. Боясь, что мы разбудим Генри, я шикаю на нее:

– Ш-ш! Пожалуйста, потише!

Теперь Хлоя смеется тише, но зато еще крепче прижимается ко мне сзади. Мы уже в спальне. Я чувствую, как напряглись ее соски, ее лобок трется о мои ягодицы. Мое возбуждение нарастает.

– Можно мне наконец обернуться?

– Еще секунду.-Хлоя отступает, и я испытываю мгновенное, но острое чувство потери. Мне жаль, что наши тела разъединились хоть на секунду.

– Можешь повернуться.

Я поворачиваюсь и застываю, потрясенный. Она гораздо темнее Элизабет. Ее кожа – цвета молочного шоколада. Но если бы не это, можно было бы подумать, что они с моей покойной женой – близнецы. Правда, нос и подбородок Хлои более изящно очерчены, губы гораздо полнее, чем у Элизабет, а волосы длиннее. Черные кудри ниспадают ей на плечи. Но изумрудные глаза Хлои сияют так, как никогда не сияли глаза Элизабет. Низким хрипловатым голосом она зовет меня в постель.

В постели мы ласкаем друг друга и впервые целуемся. Губы Хлои оказываются такими мягкими и податливыми! Это – как спокойное послесловие ко всему тому, что произошло минувшей ночью. Еще раз испытав наслаждение, мы тут же засыпаем. Моя подруга первой погружается в дремоту. Ее лицо совсем близко от моего, губы приоткрыты, дыхание легкое и свежее. Я вздыхаю и тоже сдаюсь сну. Мой поход закончен. Я наконец обрел жену.

Меня будит стук в дверь. Со стоном, ощущая ломоту во всех членах, я потягиваюсь, ищу глазами Хлою. Она сидит на постели, скрестив ноги, и пристально смотрит на меня. Генри снова стучится в дверь:

– Папа!

– Что? – Я смотрю на часы на ночном столике: четверть десятого утра.

– Можно войти? – Дверная ручка начинает поворачиваться.

Хлоя тихо хихикает и прячется под простыню. Нет, вовсе не так я представлял себе встречу сына с моей будущей женой.

– Нет, – отвечаю я. – Генри, иди вниз. Займись чем-нибудь. Я спущусь через полчаса.

– Но мне скучно. Грэнни говорит, что он занят и не может сейчас смотреть, как я ныряю!

– Займись чем-нибудь другим.

Обиженно топая, мальчик уходит.

– А он, кажется, с характером, – говорит Хлоя.

– Он с характером, – подтверждаю я, выбираюсь из постели и откидываю простыню. – Вставай.

Мы можем вместе принять душ. А потом оденемся, и я познакомлю тебя со своим сыном.

Хлоя встает, смотрит по сторонам, приподнимает брови. Потом она упирается руками в бока и хохочет, глядя мне в глаза.

– Что? – не понимаю я.

– Интересно, во что же я оденусь? – вопрошает она.

Моя рубашка сидит на Хлое как платье-мини – до середины бедра. Босая, в моей желтой пикейной рубашке, перехваченной в талии красным галстуком, Хлоя выглядит девочкой-подростком, нарядившейся в папину одежду. Видно, что под рубашкой ничего нет, кроме нее самой. Вельда бросает на меня осуждающий взгляд, как будто я надругался над бедной девушкой. Я держу Хлою за руку. Другой рукой она приглаживает взлохмаченные волосы и объясняет:

– Это Питер виноват. Если бы он не столкнул меня в бассейн вчера вечером и не загубил мое платье, мне не пришлось бы наряжаться в эту дурацкую рубашку. Придется ему сегодня же купить мне новое платье. А, Питер?

Я молча киваю.

Генри пристально смотрит на Хлою и молчит. Наконец он беззвучно обращается ко мне, тщательно маскируя свои мысли:

– Она как две капли воды похожа на маму.

– Можешь сказать это вслух, сынок.

Глядя в пол, он смущенно бормочет:

– Вы похожи на мою маму.

Хлоя приседает на корточки рядом с ним, дотрагивается до его щеки.

– Она была моей сестрой, Генри. Мы всегда были похожи.

– Вы будете с нами жить?