– Однако отдал меня на убой мальчишке, – с отвращением произнес Брайс. – Малый искромсает меня – ему нравится мучить.

– Тебе тоже нравилось.

Брайс кивнул:

– Господин, я покаялся в своих грехах. – Он смотрел мимо меня, в безоблачное небо, и на миг в глазах его появился намек на слезу. – Как думаешь, рай существует?

– Думаю, что есть пиршественный зал, который зовется Валгалла. Туда попадают после смерти отважные воины. Этот зал полон друзей и веселья.

Он снова кивнул:

– Но чтобы попасть туда, господин, человеку нужно умереть, сжимая оружие.

– Поэтому ты просил развязать тебе руки?

Брайс не ответил, только посмотрел на меня, и я заметил его смятение. Он был воспитан христианином – по крайней мере, я так считал, – но легенды о древних богах еще рассказывались шепотом у ночного костра, и страх перед раздирателем трупов, пожирающим мертвецов в Нифльхейльме, не был забыт, вопреки всем поповским проповедям. Я все еще держал нож и теперь протянул его Брайсу рукояткой вперед.

– Это не меч, но тоже оружие. Держи крепко, – посоветовал я.

Я положил ладонь поверх пальцев Брайса, чтобы он не выпустил нож или, если на то пошло, не пырнул меня в живот.

Но он и не пытался.

– Спасибо, господин, – прошептал он.

Финан ударил. У него под туникой был спрятан сакс. Пока я разговаривал с Брайсом, ирландец высвободил клинок и, увидев, что приговоренный крепко стиснул нож, полоснул коротким лезвием по шее. Брайс умер мгновенно, не успев даже понять, что умирает, и падая, все еще стискивал оружие. Я не выпускал его руки до тех пор, пока тело не рухнуло, и, только убедившись, что он мертв, расцепил сжимающие рукоять пальцы.

– Ты… – затянул Эльфверд визгливым голосом, но умолк, когда Финан прочертил окровавленным лезвием сакса в воздухе серию рубящих ударов, слишком быстрых, чтобы глаз уследил за ними.

Вот так умер Брайс, и при всей его глупости он займет место на скамье в зале Валгаллы. Мы еще встретимся.

Я повернулся, чтобы уйти, но прикосновение к локтю заставило живо обернуться. На удар сердца показалось, что это Ваормунд или Эльфверд напали на меня, но то был слуга. Он низко поклонился и сообщил, что меня призывают в королевский шатер.

– Господин, прямо сейчас, если ты не возражаешь.

Удобно мне или не удобно, приглашением короля пренебрегать не стоит, поэтому я последовал за слугой мимо стражи под алый полог шатра. Внутри было прохладно, пахло скошенной травой. Там стояли столы, кресла, сундуки, широкая кровать, а на ней сидела темноволосая девушка с огромными глазами и смотрела на нас. Король отпустил слугу, но девушку оставил. Подошел к столу, на котором валялись куски каравая, ломоть сыра, документы, книги, перья, рога для эля и стояла пара серебряных кувшинов. Посреди всего этого была небрежно оставлена изумрудная корона Уэссекса.

Эдуард налил себе вина в кубок, вопросительно посмотрел на меня.

– Изволь, государь, – сказал я.

Король наполнил еще кубок и протянул мне. Потом сел, кивнув в сторону другого кресла, поменьше.

– Так значит, Брайс был язычником?

– И язычником, и христианином, надо полагать.

– И не заслуживал смерти. – Это был не вопрос, а утверждение.

– Да, господин.

– Но эта казнь была необходима, – проворчал король.

Я не ответил. Эдуард отпил глоток вина и соскреб засохшую грязь с синей мантии.

– Не знал, что убивать его поручат моему сыну. Рад, что ты вмешался.

– Брайс заслужил быстрой кончины.

– Верно, – согласился король. – Заслужил.

Я несколько лет не видел Эдуарда и подумал, что он теперь выглядит стариком, будучи притом гораздо моложе меня. Ему, по моим прикидкам, было немного за сорок, но волосы на висках поседели, короткая борода стала серой, а лицо изрезали морщины. В его лице я узнавал короля Альфреда. Я помнил Эдуарда юным и робким принцем. С тех пор слышал, что он злоупотребляет вином и женщинами, хотя, боги свидетели, эти слухи гуляют про всех лордов. Молва утверждала, что король болеет за свою страну, благочестив и – я это сам знал – выказал себя при завоевании Восточной Англии достойным воителем. Ему было трудно, почти невозможно жить в тени отцовского величия, но по мере того, как кончина Альфреда таяла в толще времен, деяния и могущество Эдуарда росли.

– Тебе ведь ясно, что мы нападем на Нортумбрию? – поинтересовался он вдруг.

– Разумеется, господин.

– Мир будет соблюдаться. Если честно, пока мне это выгодно. Нам нужно время установить власть закона на взятых нами землях.

Он имел в виду, что следующий год уйдет на вознаграждения соратников имениями, на то, чтобы они подготовили воинов, которые двинутся затем на север под знаменем с драконами Уэссекса. Эдуард нахмурился, когда в шатер вошел священник с охапкой свитков под мышкой.

– Не сейчас, не сейчас, – раздраженно бросил король, делая попу знак уйти. – Позже. Лорд Утред, кому ты служишь?

– Твоей сестре.

Его это вроде как удивило.

– До сих пор?

– Да, господин.

Он нахмурился:

– И в то же время воюешь за Сигтригра?

– Твоя сестра не запрещала мне этого.

– А если запретит?

Я попытался уклониться от ответа:

– Господин король, тебе нет нужды меня опасаться. Я старик с ноющими суставами.

Эдуард невесело улыбнулся:

– Мой отец пытался управлять тобой и признал в конце концов, что это невозможно. А еще говорил, что не стоит тебя недооценивать. Вроде как на вид ты дурак дураком, а действуешь как умный.

– Господин, мне вот казалось, что все как раз наоборот.

Он послушно улыбнулся шутке, но вернулся к вопросу, которого я хотел избежать:

– Что будет, если моей сестре потребуются твои услуги?

– Господин, все, что я нынче хочу, – это Беббанбург. – Я знал, что этот ответ его не удовлетворит, поэтому добавил: – Но теперь моя мечта едва ли осуществима, поскольку там Константин. Так что я собираюсь удалиться во Фризию.

Король нахмурился.

– Я задал вопрос, – произнес он тоном, точь-в-точь как у отца, – что будет, если сестра потребует от тебя услуг, которые ты поклялся ей оказывать?

– Господин, я никогда не обнажу меча против твоей сестры. Никогда.

Это был не совсем тот ответ, на который Эдуард рассчитывал, но дальше пытать меня он не стал.

– Тебе известно, что происходит под Беббанбургом?

– Знаю, что Константин осаждает крепость, – признался я.