Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В шкафчике действительно стоит пакет с собачьими печеньками. И несколько банок диетического корма.
Принц с жадностью накидывается на лакомство, словно его не кормили не каких-то пару часов, а как минимум неделю. Я разворачиваю кресло и придвигаю его чуть ближе к кровати: рукой достать можно, но перепрыгнуть он не решится. Протягиваю к нему руку, которую он тут же начинает облизывать, и наконец наступает блаженная тишина.
И перед тем, как окончательно уплыть в блаженный сон, мне вдруг думается: “Ну и подумаешь — борода. Ерунда какая. И даже приятно, когда она так щеко…”
Наверное, я все же на самом деле здорово устала за предыдущие дни: подготовка к зачетам, печальны хлопоты, болезнь, да еще и вчерашняя уборка. Я спала этой ночью как убитая, даже не запомнила, что мне снилось. Хотя это было что-то явно хорошее.
А утром просыпаюсь от какого-то приглушенного шебуршания рядом. В комнате царит полумрак — шторы задернуты, но совершенно точно не мной, я предпочитаю видеть в окно первые признаки занимающегося дня.
— Даже не начинай, Высочество. Лиза спит и никуда с тобой не пойдет. Сегодня гуляешь со мной, а ей дадим как следует отдохнуть и отоспаться, — шепотом ругается Егор на сопротивляющегося пса. Но тот, словно капелька живой ртути, так и норовит выскользнуть из крепкого захвата. Пес молчит, сопит, но настойчиво продолжает неравную борьбу с превосходящей силой противника, лишь иногда невнятно порыкивает. Ну, порыкивает — громко сказано. Скорее, тренькает, как старенький бабушкин будильник, у которого закончился завод.
— Ай-яй-яй, Принц. Сейчас из-за нашей возни Гаечка проснется, и тебе будет стыдно, — продолжает увещевать Егор. А я лежу в кровати и наблюдаю сквозь полуприкрытые ресницы за тем, как бережно и ласково мужчина берет на руки барахтающегося тойчика, чтобы вынести его на прогулку.
Интересно, а с детьми он тоже такой нежный и терпеливый… Ой. Не буду сегодня думать об этом. Не хочу портить это хорошее утро. А, кстати, сколько времени?
Нащупываю свой телефон и спохватываюсь. Блин! Уже девять часов, а я все валяюсь! Надо же успеть привести себя в порядок, а то наверняка как чучело лохматая и неумытая. Позорище просто.
Заскочив на кухню, чтобы поставить чайник, я обнаруживаю на подоконнике Шамани — она сидит, словно статуэтка из блестящего черного стекла, изящная и величественная, и с легким превосходством во взгляде наблюдает за пролетающими мимо стайками каких-то мелких пичуг.
— Шамани, красавица, как же я рада тебя видеть, — искренне говорю я и кладу руку ей на загривок. Она льнет к моей ладони и согласно мурлыкает. — Добро пожаловать, Ваше Величество. Надеюсь, тебе здесь будет хорошо. Хотя… с таким хозяином, как у тебя, наверное, везде неплохо, да?
Кошка фыркает в ответ, словно отвечая: “Это ему со мной везде хорошо, детка”.
— Ну, спорить не буду. Просто думаю, что мы обе правы.
Я как раз успеваю умыться и переодеться, когда мужчины возвращаются с прогулки. Принц выглядит не очень довольным и пытается с разбега запрыгнуть мне на руки, но практически в полете его опять ловят, раздевают и тащат мыть лапы.
— Парень, новая жизнь, новые правила. Мы с тобой говорили на эту тему, — посмеивается “мучитель” под шум воды. — И потом, как можно с грязными лапами лезть к красивой девушке?
— Ты все-таки побрился, — замечаю я, стоя у двери в ванную комнату. — И как оно, без бороды?
— Это я у тебя хочу спросить, — опустив “чистолапого” на пол, спрашивает “безбородый”. — Как оно тебе?
— Ну, чисто визуально… о, прекрасный юный принц, не желаете ли испить чашечку душистого свежезаваренного чаю со мной?
— Прям юный? — вдруг смущается третья из особ королевской крови, собравшихся под моей скромной крышей.
— Прям юный и прекрасный, — киваю я. — Правда, правда.
— Ладно, с визуальным разобрались. Не хочешь попробовать на тактильность? — лукаво прищуривается действительно помолодевший мужчина. — Точно больше не будет щекотно?
И я, не обращая внимание на крутящегося под ногами Принца, принимаюсь тестировать своего “принца” на тактильность.
И мне так нравится то, что я чувствую, то, что ощущаю, то, что разливается в груди теплой волной, смесью восторга и радости, надежды и чего-то еще. Пока неназываемого, но уже совершенно явного, что невозможно игнорировать или замалчивать перед самой собой.
Боюсь ли я новых отношений с мужчиной?
Пожалуй, да.
Страшно ли мне окунуться в них с головой прямо сейчас?
Совсем немного.
Хочу ли я попробовать справиться со своими страхами именно с этим мужчиной?
О да.
Если и пробовать, то только с ним.
— Солнце, если ты меня сейчас же не поведешь поишь срочно чаем, то у меня остановится сердце.
— Почему?
— Потому что я не железный.
Он упирается лбом в мой лоб и, прикрыв глаза, продолжает.
— Я не железный, а ты такая хрупкая, да еще и после болезни, что я боюсь сделать тебе больно. А мне хочется стиснуть тебя и утащить в глубокую темную нору. И не выпускать тебя оттуда как минимум пару недель. Я вроде как уже большой мальчик и худо-бедно справляюсь со своими желаниями. Но когда ты вот так — слишком рядом, слишком близко, слишком искренне отвечаешь и слишком сладко таешь на губах и в руках… Я просто боюсь сорваться.
Я прикусываю нижнюю губу в раздумье — сказать или лучше и правда пойти попить чайку? Но замечаю, как тяжелеет его взгляд, устремленный на мои губы, вижу, как заполошно бьется венка на виске, как — ну разве не чудо? — покрывается гусиной кожей мощное мужское предплечье, и… да к черту все! решаюсь.
— А если я хочу, чтобы ты сорвался?
С низким гортанным рыком он буквально сталкивает наши рты, уже не вопрошая или умоляя, а требуя полной и безоговорочной капитуляции. И мне так хочется сдаться ему, выкинуть белый флаг, обнять всем телом, растечься по нему, как растекается нефтяная пленка по воде. Пропитаться им и пропитать его собой. Поглотить его и одновременно быть съеденной, напиться, насладиться им, его мужским запахом, его ароматом, его доброй силой, его нежной заботой, его терпением и лаской.
Где-то далеко слышен собачий лай и басовитое мурлыканье, кто-то негромко отдает распоряжение: “Шамани, присмотри за парнем”, хлопает дверь в спальню и шуршит срываемая одежда.
Все это проплывает мимо моего сознания. Потому что в голове набатом стучит — “Наконец-то мой”.
— Солнце, мне это категорически не нравится, — хмурюсь я, обрабатывая ссадины на ее ладошках перекисью. — Ладно, первый раз. Это могла быть случайность. Второй, судя по твоему рассказу, был больше похож на злонамеренное действие каких-то придурков. Но сегодня — это уже ни в какие ворота не лезет. Причем, заметь… — я дую на пузырящуюся розовой пеной ранку, — когда я гуляю с ним, подобного не происходит.