— "И последний в моем списке человек. Тот добрый самаритянин, в имени которого я не могу быть уверена, хотя некоторые предположения все же есть. Тебе, добрый человек, досталось мое главное сокровище. Единственная живая душа, которой был с самого начала известен весь этот план. Единственный, кто был свидетелем моих слез, которые я так тщательно прятала от всех вас. Единственный, кто любил меня не за что-то, а вопреки всему. Единственный, кто, уверена, с радостью отдал бы свою жизнь за меня, не упрекнув при этом ни единым словом или взглядом. Тебе достается конверт, который я прошу распечатать только дома. Там ты найдешь подтверждение тому, что добро, идущее от самого сердца, рано или поздно находит свою награду. На этом, мои хорошие, я прощаюсь с вами. Похоже, теперь уже окончательно. Помните о моей просьбе и заглядывайте в гости на днюху. Буду рада, сидя высоко-высоко в пушистом белом облаке, посмотреть на вас и помахать вам рукой. Навсегда ваша, Анфиса.”

— Поскольку человеком, забравшим Принца, является Лиза, этот конверт в вашем присутствии, господа, я передаю ей. А также для каждого из вас подготовлено отдельное личное сообщение от госпожи Светлозерской, которые не предназначены для чужих ушей. Но сперва я приглашаю вас всех поставить свои подписи в протоколе, и на этом все будут свободны.

Евгений Борисович вручает Аркадию и Оксане плотные конверты, туго набитые какими-то явно объемными документами. Точно такой же получаю я, и еще один остается в его руках.

— Лиза, простите. Могу я попросить вас уделить мне пару минут, — внезапно обращается ко мне Аркадий.

— Да, конечно, — киваю я и, улыбкой извинившись перед Егором, вытаскиваю руку из его хватки.

— Лиза, я бы хотел вас попросить не уходить пока. Не только вас, разумеется, но и вашего спутника. Дело в том, что я вынужден буду на какое-то время уехать из города, поэтому очень хочу попросить вас забрать сегодня вашу часть библиотеки. Понимаете… — он понижает голос, чтобы наш разговор не был никому слышен, — я категорически не хочу оставлять эти книги здесь не потому, что хочу избавиться от них как можно скорее. А потому что боюсь, что моя супруга после вашего ухода просто испортит их. И даже моих сил не хватит, чтобы остановить ее. Помоги мне избежать очередного этапа скандала, пожалуйста.

— Но как мы это сделаем прямо сейчас? — ошарашенно оглядываю я целый шкаф медицинской литературы: справочников, толстых тетрадей и альбомов, энциклопедий и архивных коробок.

— Не беспокойтесь. Я готов за свой счет вызвать сейчас грузчиков вместе с машиной. Это займет у вас всего час-полтора, а мне существенно облегчит жизнь.

— Хорошо, только я должна предупредить своего… мужа.

— Буду очень вам благодарен.

Через два часа, закрыв за отъезжающей от дома грузовой Газелькой ворота, я наконец выдыхаю и иду в душ. Черт, я так упарилась таскать эти коробки, мокрая просто как мышь.

А в душе ко мне присоединяется такой же упахавшийся Егор, и мы еще полчаса дурачимся и не только дурачимся под ласковыми струями воды, смывающей пыль, пот и такие разные эмоции этого насыщенного дня.

Наконец, когда Егор спохватывается, что ему пора собираться на ночное дежурство и, поцеловав меня, чуть ли не бегом кидается на работу, я вспоминаю, что так и не заглянула в предназначенные мне конверты от Анфисы.

Расположившись прямо на полу нашей так до сих пор полностью и не обставленной гостиной, я уворачиваюсь от мокрых тире шершавых языков двух наших шерстяных Королёвых и открываю первый конверт.

В нем лежит короткая записка, на которой написаны всего пара строк:

“Детка, повторюсь. Самое ценное ищи в мелком почерке и заметках на полях книг. Учись усердно, знаний много не бывает. Работай много, но только в удовольствие. И тогда твоя радость от того, что ты делаешь, приумножится стократно. Люблю тебя за все. Твоя Анфиса.”

А из второго, плотно набитого каким-то жесткими то ли папками, то ли картоном, первым вытаскиваю лист бумаги, на котором летящим почерком Анфисы написано целое письмо.

“Я на 99 % была уверена, что это окажешься ты, детка. Я попросила Евгешу вмешаться в ситуацию только в самом крайнем случае — если бы и ты по какой-то причине не смогла помочь малышу. Но я верила в тебя, и ты меня не подвела. Это ведь ты забрала моего Принца себе, Лизок? Конечно же ты. Кому еще нужен этот жирный, избалованный вонючка? Только тому, кто ни за что не позволит самому моему главному сокровищу умереть на улице от холода и голода — тебе, подружка. Но объявить тебя официальной наследницей я не могла. Слишком хорошо я знаю породу своих родственников, и слишком слабо верю в то, что Аркаша смог бы отстоять мою позицию. Поэтому пришлось хитрить. Но теперь никто и носа не подточит. Слушай сюда внимательно. Ты ведь помнишь, как Принц любит свой ошейник с “брульянтами”? Надеюсь, ты его не потеряла. Потому что будет просто очень обидно. А почему — поймешь, когда посмотришь вложенные в конверт паспорта. Я тебя очень люблю, детка. Полюбила с тех пор, как ты предложила мне свою дружбу. Я тогда сразу поняла, что Вселенная подает мне какой-то знак. Только не сразу осознала какой именно. Лишь вечером мне пришло в голову, что мою новую подружку семи лет от роду зовут Лиза. Как могла бы я назвать свою дочь. И ты во многом ею для меня и была. Пообещай мне, что правильно распорядишься наследством Принца. Влюбляйся, живи, радуйся, иногда печалься, плачь и проживай на полную катушку все, что приносит тебе судьба. Она не дура, поверь, и лучше нас с тобой знает, что и сколько мы можем выдержать.

Целую. Анфиса.

P/S Детка, обязательно поезжай в Париж. И непременно посети Монмартр. Тебе там понравится. Зуб даю”

Я вытаскиваю из конверта те самые картонки и большие фотографии. На каждой изображен драгоценный камень и указаны его размеры. К каждому фото прилагается Сертификат GIA (лаборатория Геммологического института Америки — прим. Автора), в котором перечислены основные характеристики камня: его вес, чистота, размер, огранка и рыночная стоимость по состоянию на январь прошлого года. А на самом последнем снимке красуется ошейник Принца, усыпанный, как я всегда думала, стразами, и каждый из закрепленных в гнезде камней пронумерован теми же цифрами, что и на отдельных фотографиях.

— Бог ты мой… — шепчу я, неверяще перебирая бумаги. — Анфиса, ты и правда украсила ошейник Принца настоящими бриллиантами стоимостью в несколько твоих квартир. Только ты могла такое сотворить. И ты никого ни разу не обманула, называя его своим самым главным сокровищем. Ты… ты просто офигенская. Самая классная, самая сумасшедшая, самая добрая, самая мудрая в мире чудачка. Как же мне повезло, что ты была в нашей жизни. Правда, Принц?

Монмартр в начале лета прекрасен.

Наверняка он прекрасен в любое время года.

Хотя, как мне думается, я точно так же буду себя ощущать где угодно, главное, чтобы вместе с Егором.

Сейчас мне уже сложно представить, что еще полгода назад его не было в моей жизни. Ни его, ни Принца, ни Шамани. Моей маленькой любимой семьи. Тех, рядом с кем я никогда не бываю в одиночестве, тех, кто и выслушает, и развеселит, и взбодрит, и утешит, и поддержит, громко потребует свою миску диетического корма, подставит шелковое ушко, промурлычет колыбельную, обнимет большими сильными руками и горячо поцелует после длинного рабочего дня. Мне некогда грузиться ненужными мыслями, потому что днем я учусь, вечерами штудирую записи Анфисы, экспериментирую с ее рецептами, на соседней конфорке готовлю ужин своему голодному мужчине, а ночью плавлюсь в его любящих объятиях. Мне не снятся унылые ноябрьские сны, потому что в моей голове и душе больше нет места тоске и унынию.