благодарна, — говорила Лена с болью, — тебе, Настя, за понимание. Не надо плакать, я не стою твоих слёз.

— Что ты такое говоришь? Перестань!

— Нет, правда, я их не стою. Я хотела бы иметь такую сестру, как ты.

— Ты мне тоже стала, как сестра. Мы всегда будем лучшими подругами.

— Саша, прости меня. Я не хочу уходить с грехом на душе. Отпусти мне грех, прости меня.

— Перестань так говорит! Ты выживешь! Потерпи немного, сейчас уже скорая помощь приедет. Я пошёл за скорой.

Я уже слышал сирену скорой помощи. Я мог бы не допустить такого, если бы догадался обо всём раньше, ведь тогда об опасности меня предупредила Вика, а не Лена.

Тем временем Лена продолжала разговаривать с Настей.

— Можно я последние минуты буду звать тебя сестрёнкой? — спросила Настя.

— Конечно можно, только не последние минуты, а всегда. Ты выживешь, я знаю, и ты в это верь и прекрати думать о смерти, мы ещё через годы будем плясать на свадьбах друг друга.

Лена через силу, превозмогая боль, попыталась улыбнуться:

— Я хочу пить сестрёнка.

— Я понимаю, но у тебя открытая рана, тебе нельзя пить.

Тут Настя вспомнила, что можно смочить губы. К счастью, в сумочке была бутылочка с водой. Настя всегда в техникум брала воду, чтобы после занятий попить. Она намочила платочек и приложила к Лениным губам. Лена шевелили губами, чтобы попить. Когда она закончила пить, то сказала:

— Спасибо сестрёнка. Теперь всё.

Лена закрыла глаза. Настя очень сильно испугалась и закричала:

— Нет, Леночка, открой глаза.

В это время мы с врачами подошли к раненной. Лену взяли два медбрата и положили на каталку. Я помог встать Насте. Она обняла меня и, уткнувшись в плечо, горько заплакала. У меня тоже текли душевные слёзы, но я не имел права выпускать их наружу. Каталку сразу закатили в машину скорой помощи, и Лену сразу подключили к каким-то аппаратам. К нам подошёл второй медбрат.

— Вы случайно не в медицине очень грамотно зафиксировали нож. — мы оба мотнули головой. — Вы её родные? — спросил он. — Если нет, сообщите родным, что мы её увезли в пятую больницу.

— Я её сестра. — соврала Настя, чтобы ехать с ними. — А это её любимый. — снова соврала она.

— Хорошо. Поехали.

Мы сидели и смотрели, как врачи борются за жизнь Лены. Она приходила в себя. Настя уткнулась в моё плечо, чтобы не видеть, как Лена мучается от адской боли. Мы с Настей молились про себя, чтобы Лена выжила. Она прерывисто дышала, и Настя прислушивалась к её дыханию, чтобы знать, что та жива, а сама так и сидела, уткнувшись в моё плечо, бесшумно плача. Я увидел, что Лена пошевелила рукой, затем чуть приоткрыв глаза и, посмотрев на меня, спросила:

— Где сестрёнка?

Настя услышала её и взяла протянутую руку.

— Лена не переживай, ты будешь жить.

— Спасибо тебе за эти слова, не плачь пожалуйста. Ты можешь выполнить мою просьбу?

— Да, конечно. Проси, что хочешь.

— Не откажи мне, улыбнись, у тебя должна быть отличная улыбка. Я хочу её запомнить и забрать с собой.

У Насти ещё сильнее потекли слёзы, в предчувствие, что это последняя просьба Лены. Она улыбнулась через силу.

Врачи продолжали бороться за жизнь Лены. Настя увидела, что Лена улыбнулась ей в ответ. Вдруг улыбка застыла на её бледном лице, и глаза перестали моргать. Мы догадывались, что произошло, но гнали эти мысли от себя. Врач поглядел на Настю.

— Мне очень жаль. — сказал он, и Настя крепко обняв меня, зарыдала во весь голос.

Врач сказал, что Лена умерла и выразил свои соболезнования.

Наши слёзы градом текли по щекам. Мы не хотели верить в её смерть. С улыбкой на лице ушла Лена из своей, такой короткой и несчастливой жизни. Настя мне шептала:

— Сашенька, скажи мне, что это не правда, что доктор просто пошутил. А может это сон? Разбуди меня, пожалуйста.

Мне хотелось успокоить Настю и сказать, что это не правда, но это была чистая правда, и мы видели всё своими глазами. Врач, видя, как Насте плохо, накапал ей валерьянки, а я прикоснулся к глазам Лены и осторожно прикрыл их, говоря при этом:

— Прости меня, что не смог спасти тебя. Жаль, что так и не успел сказать о своём прощении.

Я чувствовал сильную душевную боль. С трудом сдерживал плачь, но не мог сдерживать слёзы. Я поклялся, что накажу Андрея и Нику, это теперь дело чести.

Мы с Настей вышли из машины скорой помощи и пошли в парк, который был недалеко.

— Саша, не стесняйся. — говорила Настя. — поплачь, легче станет. Тебе плохо, я вижу, не держи всю горечь в себе.

Мы зашли в парк и, хотя было лето, уже темнело, и надвигались тучи. Ветер был не сильный. Птицы прекратили петь, то ли от того, что скоро пойдёт дождь, то ли они, как будто знали, что произошло несчастье.

Мы сели на лавочку, обняли друг друга. Я чувствовал себя плохо, но не мог дать волю плачу. Понемногу Настя начала успокаиваться.

Вечером мне предстояло зайти к отцу Лены. Матери у неё не было. Лена говорила, что она их бросила. Его зовут Гладов Семён Гаврилович, я его хорошо знал.

— Лена, прости, что не спас тебя, это моя вина.

— Не вини себя, ты не виноват, ты сделал всё, что мог.

Настя крепче обняла меня. Она вспомнила себя, когда умер Дима, и знала, что сейчас твориться у меня в душе.

Настя плакала у меня на плече. Нам обоим было очень больно, а ведь два-три месяца назад мы считали её нашим врагом номер один.

Потихоньку пошёл дождь. Мы встали и пошли по домам. Я проводил Настеньку, а сам пошёл к Семёну Гавриловичу. Я не представлял себе, как скажу, что его дочь больше не придёт домой, что её убили. Я шёл и думал, как сказать ему такое,