– Стало быть, вам теперь все понятно, mon ami. Что жеименно вам понятно, позвольте узнать?

– Как что? Мадам Добрэй, она же мадам Берольди, –вот кто убил мосье Рено. Нет никаких сомнений, ведь эти два дела похожи, какблизнецы.

– Значит, по-вашему, оправдание мадам Берольди былоошибкой? Она на самом деле виновна в подстрекательстве к убийству ее мужа?

Я вытаращил глаза.

– А как же иначе? Вы что, не согласны?

Пуаро прошелся по комнате, рассеянно подвинул на место стули в раздумье сказал:

– Согласен. Однако всякая категоричность, вроде вашего«А как же иначе?», мне кажется неуместной. Строго говоря, мадам Берольдиневиновна.

– В том преступлении, возможно. Но не в этом.

Пуаро снова сел и с сомнением посмотрел на меня.

– Так вы твердо уверены, Гастингс, что мадам Добрэйубила мосье Рено?

– Да.

– Почему?

Вопрос показался мне столь нелепым, что я растерялся.

– Как почему? – Я даже запнулся. – Как этопочему? Да потому… – И я умолк, чувствуя, что сказать мне нечего.

Пуаро кивнул.

– Видите, вы сразу сели на мель. Зачем было мадамДобрэй (я буду называть ее так для простоты) убивать мосье Рено? Здесь нет инамека на какой-нибудь мотив. Его смерть ровным счетом ничего ей не дает. Кембы она ни была – его любовницей или просто шантажисткой, – с его смертьюона лишается дохода. Чтобы пойти на убийство, должны быть мотивы. Первоепреступление – совсем другое дело. Там богатый возлюбленный только того и ждал,чтобы занять освободившееся место.

– Но ведь не только деньги толкают на убийство, –возразил я.

– Верно, – спокойно согласился Пуаро. – Естьеще два мотива. Например, состояние аффекта. Еще один, достаточно, правда,редко встречающийся, – некоторые формы психических расстройств, к которымотносится, например, мания убийства или религиозный фанатизм. Эти мы можемисключить из рассмотрения.

– А как насчет убийства, совершенного в состоянииаффекта? Можете ли вы исключить его? Если мадам Добрэй была любовницей Рено ивдруг обнаружила, что он охладел к ней, разве она не могла в припадке ревностиубить его?

Пуаро покачал головой.

– Если – заметьте, я говорю «если» – мадам Добрэй дажеи была любовницей Рено, он не мог охладеть к ней, ведь они познакомились совсемнедавно. И вообще вы очень ошибаетесь на ее счет. Эта женщина может сыгратьсильную страсть. Она превосходная актриса. Но в жизни она совсем не та, какойхочет казаться. Проанализируйте ее поведение, и вы поймете, что онахладнокровна и расчетлива во всех своих поступках. Ведь она подстрекала своегомолодого любовника к убийству совсем не для того, чтобы потом связать с нимсвою жизнь. Она метила выйти замуж за богатого американца, к которому,вероятно, была совершенно равнодушна. Если она совершила преступление, тотолько ради выгоды. Здесь же она ничего не выигрывает. Кроме того, как выобъясните, кто вырыл могилу? Женщине это не под силу.

– Но ведь у нее мог быть сообщник, – предположиля, не желая так легко сдаваться.

– Ну хорошо. Перейдем к следующему вопросу. Вы сказали,что эти два преступления похожи. В чем вы видите сходство, мой друг?

Я удивленно уставился на него.

– Странно, Пуаро, вы же сами заметили это! Неизвестныев масках, «секретные документы»!

Пуаро чуть улыбнулся.

– Терпение, мой друг, прошу вас. Я не собираюсь ничегоотрицать. Сходство этих двух дел не вызывает сомнений. Однако вам не кажетсястранным одно обстоятельство? Ведь не мадам Добрэй наплела нам всю эту чепуху –если бы было так, то все яснее ясного, – а мадам Рено! Они что, по-вашему,сообщницы?

– Я не могу в это поверить, – медленно началя. – Но если это действительно так, мадам Рено – самая выдающаяся актриса,которая когда-либо рождалась на земле.

– О-ля-ля! – нетерпеливо воскликнул Пуаро. –В вас снова говорят чувства, а не разум! Если преступнице необходимо бытьхорошей актрисой – на здоровье! Но в данном случае разве это необходимо? Я неверю, что мадам Рено и мадам Добрэй в сговоре. Не верю по ряду причин, нанекоторые из них я вам уже указал, остальные – очевидны. Следовательно, этавозможность исключается, и мы подходим наконец к истине, которая, как всегда,очень любопытна и неожиданна.

– Пуаро! – воскликнул я. – Что вам ещеизвестно?

– Mon ami, вы сами должны сделать выводы. У вас есть«доступ к фактам». Напрягите серые клеточки. Рассуждайте, но не как Жиро, акак… Эркюль Пуаро!

– Но вы уверены, что докопались до истины?

– Мой друг, в чем-то я был непроходимо туп, но теперьнаконец многое понял.

– Вам уже все ясно?

– Я разгадал, для чего мосье Рено вызвал меня.

– И вы знаете убийцу?

– Одного убийцу я знаю.

– То есть…

– Сейчас я говорю о другом деле. В данном случае налицоне одно преступление, а два. Первое я раскрыл, а второе… eh bien, признаюсь,тут я не уверен!

– Однако, Пуаро, помнится, вы сами сказали, чтонеизвестный, которого нашли в сарае, умер естественной смертью.

– О-ля-ля! – Пуаро нетерпеливо издал свое любимоевосклицание. – Вы все еще не поняли. В одном преступлении, возможно, небыло убийцы, но у нас два преступления и два трупа – вот что важно.

Последняя фраза Пуаро так ошеломила меня, что я в тревогестал к нему приглядываться. Однако вид у него был вполне нормальный. Внезапноон встал и подошел к окну.

– А вот и он, – заметил Пуаро.

– Кто?

– Мосье Жак Рено. Я послал записку на виллу и попросилего прийти сюда.

Это сообщение сразу изменило ход моих мыслей, и я спросилПуаро, знает ли он, что Жак Рено в ночь убийства приезжал в Мерлинвиль. Янадеялся наконец-то застать врасплох моего проницательного друга, но он, каквсегда, оказался во всеоружии. Разумеется, он тоже навел справки на вокзале.

– Уверен, Гастингс, эта мысль пришла в голову не тольконам с вами. Наш славный Жиро тоже наверняка побывал там.

– Но вы же не думаете… – начал было я изапнулся. – О нет, страшно подумать!

Пуаро испытующе на меня взглянул, но я не сказал больше нислова. Меня вдруг пронзила ужасная мысль: в этом деле замешаны прямо иликосвенно семь женщин – мадам Рено, мадам Добрэй и ее дочь, таинственная ночнаягостья и трое служанок и всего один мужчина – старый Огюст не в счет – ЖакРено. А могилу мог вырыть только мужчина!