Николай уходит, обещая вернуться с толпой самых щедрых покупателей, и я радуюсь, что наконец избавлюсь от этой квартиры, в которой многовато дурацких воспоминаний.

Пора начинать новую жизнь во всех её смыслах.

С сестрой мне тепло и уютно, она умеет слушать и главное – слышать.

– С тобой даже молчать комфортно, – признаюсь, когда мы в очередной раз бродим по городу, не имея конкретной цели.

– Не зря мы сорок недель в одной утробе плавали, – смеётся и протягивает мне рожок мороженого. – Лизни!

Пачкаю нос шоколадно-сливочной массой, смеюсь впервые за последние недели громко и до слёз. Наконец мою голову покидают все дурные мысли, и я готова взлететь над проблемами. Да и какие у меня проблемы? Жених изменил? Пусть ему будет хуже. Поклонский со мной случился? Тоже переживу, не маленькая. Хотя, если совсем глубоко копнуть, мне грустно. Несвоевременно мы встретились, зря пересеклись. Только кровь друг другу отравили.

– Ты опять грустишь,– Мара, как всегда, угадывает моё состояние, чем бы ни пыталась его скрыть. По кивку головы, мимолётному взгляду, улыбке или ещё бог весть чему, но она всегда понимает, когда мне нужна помощь. Только частенько с причиной промахивается. Вот как сейчас: – Это из-за Лёньки?

К сожалению, нет, но я глотаю возражения. Пусть лучше думает, что я о бывшем грущу, чем забивает голову подробностями истории с Поклонским.

– Так, хватит прогулок, пора нашим шикарным ногам дать отдых, – подмигивает мне, обнимает за плечи и уводит вслед за собой в милое кафе.

Мара – обворожительная. Умеет нравиться не только мужчинам, но и вообще, кажется, всем подряд. Вот и сейчас стоит нам войти в кафе, а к нам уже летят, ломая ноги, двое официантов разом, сияя, как медь после песка. Марьяна улыбается каждому, парни смущаются, а я краснею от попыток сдержать хохот.

Тысячу раз наблюдала подобные сцены, но никогда они не перестанут меня веселить.

– Какой чудесный вечер, не находите? – забавляется Мара и плавно рукой обводит помещение. – И кафе ваше просто чудесное. Это не кафе, это любовь с первого взгляда. Молодые люди, проведёте нас с сестрой к самому лучшему столику? Только к действительно лучшему, на меньшее мы не согласны.

Она могла бы даже не просить. Одной улыбкой Мара способна выбить место в раю под самым красивым деревом, не то что столик с лучшим видом в самой обычной кафешке.

– Тебе нужно открыть курсы, ты озолотишься, – восхищаюсь сестрой, и нет в этом ни капли зависти. Мара поднимает брови, а я поясняю: – “Как покорять людей одним фактом своего существования”.

– Дурочка, – шутливо толкает меня в плечо. – Я, знаешь ли, серьёзный сотрудник прокуратуры, хоть и тружусь на секретарской ниве. Но зато как звучит! Моё место службы – оберег от придурков самых разных сортов.

Болтая, присаживаемся на летней террасе, заказываем по бокалу вина и медленно пьём, разглядывая переливающийся огнями центр. В "Парадизе" было хорошо, но сердце моё принадлежит шумным городам. Только в них ощущаю жизнь с её текущей по венам суетой, оживлёнными улицами и извечной бессонницей.

Когда вино выпито на треть, а лёгких закусок на красивой тарелке остаётся половина, Мара снова спрашивает, о Лёньке ли я грущу. Сестра всегда немного пренебрежительно относилась к Леониду, называя его только Лёнькой и никак иначе. Вначале меня это расстраивало, а Лёню вовсе бесило до зубовного скрежета и нервного тика.

Когда влюблён, хочется, чтобы весь мир отвечал твоему избраннику взаимностью, а семья приняла его со всеми потрохами, но Мара не умеет притворяться. И наконец я с ней полностью согласна – Лёнька он и есть. Жалкое ничтожество, а не мужик.

Вопрос сестры висит в воздухе. Надеюсь, Мара переключится на что-то другое, переведёт тему, как делала тысячу раз за жизнь. Не судьба: сестра ждёт ответа, пытливо разглядывая мой профиль.

– Я не грущу, у меня нет ни единого повода, – с деланной беспечностью пожимаю плечами, но Мара не верит мне.

– Я знаю тебя лучше всех. Не обманешь, – хмыкает и задевает под столом мою ногу. – Ты же помнишь, что всегда можешь поделиться со мной? Пусть не Лёнька причина, хотя странно, но что-то тебя расстраивает. И я хочу знать, кто этот гад.

Вглядываюсь в красивое лицо сестры, но в больших глазах за веером ресниц лишь искренняя тревога.

Но Поклонский не гад! Он хороший.

– Да нечем собственно делиться, – нагло вру. – Просто… я немного запуталась, но это не повод для грусти. Может быть, для чёрной тоски, но не для грусти.

Никогда я не умела ничего скрывать от Марьяны, как и она от меня. Всегда на пределе откровенности.

– Эй, девочка, ты чего? – Мара пересаживается на соседний стул, в глаза заглядывает, а мне вдруг дышать нечем. Мимо проносится машина, удивительно похожая на автомобиль Поклонского, и я натурально задыхаюсь. Ну почему всё так? Зачем именно сейчас? Не после его развода?

– Я дура, Мара. Кромешная неисправимая идиотка, – говорю шёпотом и одним глотком допиваю вино. Скулы сводит, я морщусь и неэлегантным жестом ладонью вытираю губы.

Марьяна жестом просит повторить, и вскоре я уже выливаю на сестру сумбурные потоки откровений. Обо всём рассказываю: о Лёне, Рыжей, корпоративе, Поклонском, его жене. Обо всём сразу, и Мара только кивает в нужных местах и взволнованно молчит.

– Вот это переплёт, – замечает, когда выдыхаюсь. – Может быть, не нужно было рубить с плеча, а? Ну, знаешь… многие с женатыми спят, а тут вообще разводится. Что ты усложняешь?

– Мара, я не могу, веришь? Вот всё это самой себе говорю, а на деле как представлю, что сама на месте разлучницы, тошнит. Натурально выворачивает. Это так сложно…

– Да уж, хорошенько Лёнька со своей курвой по тебе потоптались, – цокает языком, полыхает раздражением. – А этот Заклонский…

– Поклонский.

– Ну да. Он вообще как? Ну, серьёзный мужик?

– Даже слишком. Надёжный и, знаешь, заботливый. Искренний…

Мне снова хочется рыдать – некрасиво, по-бабьи выть, но вместо этого лишь жалобно всхлипываю.

– Только паспорт испачканный, – замечает, глядя куда-то в сторону.

– Не знаю, зачем я ему. Но он… будто бы любит меня.

– А ты?

– А я трусиха, Мара. Самой себе боюсь признаться, что скучаю и во снах его вижу.

– Всё-таки мама нас очень правильными, принципиальными воспитала, – улыбка сестры пропитана горечью. – Помнишь, как она говорила? Лучше навек одной остаться, чем лезть в чужую семью. Вбила в нас это намертво, зацементировала.

– Разве она не права?

– Права, Варя. Конечно, права. Просто… иногда сердцу не прикажешь. Жизнь сложнее правильных постулатов. Сложнее…

– Уж я-то в курсе, – криво усмехаюсь и, ощутив внезапный голод, заказываю пасту с морепродуктами.