Будь оно все проклято! Эта боль просто невыносима, она хуже той, какую он испытал, узнав о ее помолвке. И ему захотелось отомстить Кейт за эту новую боль.

— Нет, для меня одного раза довольно.

Кейт отшатнулась — так ей и надо.

— Я пришел к тебе ради воспоминаний с прошлом, пойми это. Потрогать старую рану и понять, чего я лишился. Я вполне удовлетворил свое любопытство и благодарен тебе. Не вижу необходимости повторять опыт.

Он встал с постели и начал одеваться, не обращая внимания на потрясенное лицо Кейт, но, к своей вящей досаде, Алекс мучился тем, что причинил ей страдание. Нет, он просто законченный идиот.

Пребывая в этом мутном и тяжелом состоянии, Алекс выбрался в окно. Он больше никогда не станет — никогда! — встречаться с леди Оксбери.

— Где же ваш дядя?

Лорд Доусон едва не поперхнулся очередным глотком шампанского, кое-как справился с приступом кашля при помощи носового платка и вышел из-за колонны, чтобы обнаружить источник свистящего полушепота. На него в упор был устремлен взгляд леди Грейс.

Проклятие! Он почувствовал себя так, словно получил удар в живот. Она стояла перед ним такая красивая, такая… живая. Все кисейные барышни из бального зала в Истхейвене мгновенно вылетели у него из головы, хотя, говоря по правде, ни одна из этих скучных жеманных мисс никогда не занимала в его мыслях сколько-нибудь заметное место.

Грейс выглядела в этот вечер особенно привлекательной в зеленом платье с глубоким вырезом, который открывал взгляду значительную часть ее большой, прекрасной по форме груди…

Веер Грейс раскрылся, оградив от взгляда Доусона столь примечательный объект. Жаль, но, с другой стороны, оно и к лучшему. Он не мог допустить, чтобы его соблазнили.

И не мог снова проявить к ней особое внимание. Сегодня вечером он явился сюда с твердым намерением дать ей отставку и всерьез начать трижды проклятую, но необходимую матримониальную охоту. Он только что выпил бокал шампанского в буфете, чтобы смелее чувствовать себя во владениях Терпсихоры.

— Еще один вечер успеха для вас, леди Грейс?

Она сдвинула брови, уловив в его тоне сарказм! Ничего удивительного: сарказм был выражен настолько ясно, что его уловил бы даже самый тупой член высшего света, а Грейс в чем, в чем, но в тупости никак нельзя было упрекнуть.

Черт побери. Ему не следовало думать о прогулке в парке Олворда и о том, как смягчилось выражение лица у Грейс, когда он упомянул о своей матери. У этой женщины в отличие от ее отца есть сердце. Оно имеется у большинства женщин, но далеко не у всех в столь привлекательной и роскошной упаковке.

Да, гораздо легче укротить похоть, нежели… нежели иное чувство.

Грейс выставила вперед подбородок.

— Я задала вам вопрос, милорд.

— Задали вопрос? Тогда вы, вероятно, заметили, что я на него не ответил.

На секунду показалось, что она готова влепить ему пощечину… Нет, такой реприманд не подобает леди из-за его… Стоп, дело не в нем. Нив коем случае не в нем. Он не женился бы на ней. Он ни за что не женился бы на той, что находится в близком родстве с женщиной, причинившей боль Алексу. Он, конечно, не знает подробностей, Алекс ничего не стал рассказывать, но выражение его глаз в то утро, когда он уезжал из Лондона после бала у Олворда, было красноречивее всяких слов. Дэвид не видел у него таких глаз с того дня, как умерли дедушка и бабушка. Что-то… нет, кто-то причинил ему огромную боль.

Леди Оксбери.

Это не могло быть совпадением. Алекс покинул город наутро после ночи, проведенной… где? Дэвид готов был держать пари на свое имение, что эту ночь он провел с теткой Грейс. Женщина оказалась не менее жестокой, чем ее братец Станден.

Неужели и Грейс такая жестокая?

Нет, этому невозможно поверить. Грейс была так добра к нему…

Черт побери, неужели он покраснел?

— Не будьте законченным ослом. — Грейс все еще шипела как змея. — Нам нужно объясниться. Ваш дядя чудовищно обидел тетю Кейт.

Он едва не уронил бокал из-под шампанского.

— Мой дядя оскорбил вашу тетю?

Он крепко сжал губы. Он готов был заорать во все горло. Две пожилые дамы — леди Аманда Уоллен-Смит и миссис Фоллуэл — прервали оживленный разговор и посмотрели на них. Дэвид принудил себя вежливо улыбнуться обеим и, едва те удалились, тоже прошипел по-змеиному:

— Вы с ума сошли?

— Уверена, что нет. Я…

— Вот ваш лимонад, леди Грейс.

Оба обернулись и узрели подошедшего к ним мистера Белхема, чья наружность не могла обрадовать ничей глаз. Почти всю его физиономию занимал нос. Подбородка практически не было, а крохотные глазки, разделенные огромным рубильником, напоминали неаккуратно прорезанные щелочки.

Грейс выхватила у мистера Белхема стакан с лимонадом.

— Благодарю вас, сэр. Приношу вам свои извинения, но нам с лордом Доусоном необходимо обсудить очень важный вопрос.

Маленький подбородок мистера Белхема горестно дрогнул.

— Идите же. — Грейс небрежным мановением руки указала Белхему направление. — Вы тут у всех на дороге. Возвращайтесь в бальный зал и побеседуйте с какой-нибудь из скучающих девиц.

— Ах да. — Глазенки мистера Белхема едва не выскочили из орбит. — Да, конечно. Само собой разумеется. Иду немедленно, я так и собирался поступить.

— Вот и отлично. Доставьте себе удовольствие.

Мистер Белхем заковылял, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу, прочь из буфета. Грейс повернулась к барону Доусону, обрадованная, что отделалась от несимпатичного ей навязчивого коротышки. При других обстоятельствах она вообще не стала бы терпеть его присутствие. Однако она так увлеклась поисками лорда Доусона, что не обратила внимания на подошедшего к ней мистера Белхема.

Впрочем, в этом была и положительная сторона. Этот человек в какой-то мере помог Грейс найти желаемый объект ее поисков — объект весьма разгневанный. Собственно говоря, по какой причине он пришел в такое негодование? Ведь пострадавшей стороной была ее тетя.

Грейс подняла глаза на Дэвида, и сердце у нее замерло. Он был такой большой и такой невероятно красивый, что его не портило даже донельзя сердитое выражение лица.

Когда папа начинал метать громы и молнии, Грейс всегда старалась успокоить его, даже если у нее самой в груди бушевал гнев. В таких случаях она чувствовала себя кем-то вроде собачонки с поджатым от страха хвостом. Она никогда не спорила с отцом, никогда ему не возражала. Бурный темперамент Грейс проявила лишь один-единственный раз, когда приняла решение поехать в Лондон. Но даже тогда она не верила в возможность этой поездки, не верила до той самой минуты, когда села в карету, когда ступеньки лесенки были подняты, а дверца экипажа захлопнута.