В немногие минуты, оставшиеся до прибытия на «Энкарнасион»,Блад давал последние указания своему молодому спутнику — дону Эстебану,который, видимо, всё ещё колебался в чём-то и не мог решиться высказать вслухсвои сомнения.

Блад внимательно взглянул на юношу.

— А что, если вы сами выдадите себя? — воскликнултот.

— Тогда всё закончится крайне печально для… всех. Япросил твоего отца молиться за наш успех, а от тебя жду помощи, — сказалБлад.

— Я сделаю всё, что смогу. Клянусь богом, я сделаювсё! — с юношеской горячностью воскликнул дон Эстебан.

Блад задумчиво кивнул головой, и никто уже не произнёс нислова до тех пор, пока шлюпка не коснулась обшивки плавучей громады«Энкарнасиона». Дон Эстебан в сопровождении Блада поднялся по верёвочномутрапу. На шкафуте в ожидании гостей стоял сам адмирал — высокий, надменныйчеловек, весьма похожий на дона Диего, но немного старше его и с сединой нависках. Рядом с ним стояли четыре офицера и монах в чёрно-белой сутанедоминиканского ордена.

Испанский адмирал прижал к груди своего племянника, объяснивсебе его трепет, бледность и прерывистое дыхание волнением от встречи с дядей.Затем, повернувшись, он приветствовал спутника дона Эстебана.

Питер Блад отвесил изящный поклон, вполне владея собой, еслисудить только по его внешнему виду.

— Я — дон Педро Сангре, — объявил он,переводя буквально свою фамилию на испанский язык, — несчастный кабальероиз Леона, освобождённый из плена храбрейшим отцом дона Эстебана. — И внескольких словах он изложил те воображаемые обстоятельства, при которых онякобы попал в плен к проклятым еретикам с острова Барбадос и как его освободилдон Диего.

— Benedicticamus Domino[44], —сказал монах, выслушав эту краткую историю.

— Ex hoc nunc et usque in seculum[45], —скромно опустив глаза, ответил Блад, который всегда, когда это было ему нужно,вспоминал о том, что он католик.

Адмирал и офицеры, сочувственно выслушав рассказ кабальеро,сердечно его приветствовали. Но вот наконец был задан давно уже ожидаемыйвопрос:

— А где же мой брат? Почему он не прибыл на корабль,чтобы лично приветствовать меня?

Эспиноса-младший ответил так:

— Мой отец с огорчением вынужден был лишить себя этойчести и удовольствия. К сожалению, дорогой дядя, он немного нездоров, и этозаставляет его не покидать своей каюты… О нет, нет, ничего серьёзного! У неголёгкая лихорадка от небольшой раны, полученной им во время недавнего нападенияна остров Барбадос, когда, к счастью, был освобождён из неволи и этоткабальеро.

— Позволь, племянник, позволь! — с притворнойсуровостью запротестовал дон Мигель. — Какое нападение? Мне ничего неизвестно обо всём этом. Я имею честь представлять здесь его католическоевеличество короля Испании, а он находится в мире с английским королём. Ты уже итак сообщил мне больше, чем следовало бы… Я попытаюсь забыть всё это, о чёмпопрошу и вас, господа, — добавил он, обращаясь к своим офицерам. При этомон подмигнул улыбающемуся капитану Бладу и добавил: — Ну что ж! Если братне может приехать ко мне, я сам поеду к нему.

Дон Эстебан побледнел, словно мертвец, с лица Блада сбежалаулыбка, но он не потерял присутствия духа и конфиденциальным тоном, в которомвосхитительно смешивались почтительность, убеждение и ирония, сказал:

— С вашего позволения, дон Мигель, осмеливаюсьзаметить, что вот именно этого вам не следует делать. И в данном случае явысказываю точку зрения дона Диего. Вы не должны встречаться с ним, пока незаживут его раны. Это не только его желание, но и главная причина, объясняющаяего отсутствие на борту «Энкарнасиона». Говоря по правде, раны вашего брата,дон Мигель, не настолько уж серьёзны, чтобы помешать его прибытию сюда. ДонаДиего гораздо больше тревожит не его здоровье, а опасность поставить вас вложное положение, если вы непосредственно от него услышите о том, что произошлонесколько дней назад. Как вы изволили сказать, ваше высокопревосходительство,между его католическим величеством королём Испании и английским королём —мир, а дон Диего, ваш брат… — Блад на мгновение запнулся. — Полагаю,у меня нет необходимости что-либо добавлять. То, что вы услыхали о каком-тонападении, только слухи, вздорные слухи, не больше. Вашевысокопревосходительство прекрасно понимает это, не правда ли?

Его высокопревосходительство адмирал нахмурился.

— Да, я понимаю, но… не всё, — сказал онзадумчиво.

На какую-то долю секунды Бладом овладело беспокойство. Невызвала ли его личность сомнений у этого испанца? Но разве по одежде и по языкукабальеро Педро Сангре не был настоящим испанцем и разве не стоял рядом с нимдон Эстебан, готовый подтвердить его историю? И прежде чем адмирал успелвымолвить хотя бы слово, Блад поспешил дать дополнительное подтверждение:

— А вот здесь в лодке два сундука с пятьюдесятьютысячами песо, которые нам поручено доставить вашему высокопревосходительству.

Его высокопревосходительство даже подпрыгнул от восторга, аофицеры его внезапно заволновались.

— Это выкуп, полученный доном Диего от губернатораБарба…

— Ради бога, ни слова больше! — воскликнуладмирал. — Я ничего не слышал… Мой брат желает, чтобы я доставил для негоэти деньги в Испанию? Хорошо! Но это дело семейное. Оно касается только моегобрата и меня. Сделать это, конечно, можно. Но я не должен знать… — Онсмолк. — Гм! Пока будут поднимать на борт эти сундуки, прошу ко мне настаканчик малаги, господа. И адмирал в сопровождении четырёх офицеров и монаха,специально приглашённых для этого случая, направился в свою каюту, убранную скоролевской роскошью.

Слуга, разлив по стаканам коричневатое вино, удалился. ДонМигель, усевшись за стол, погладил свою курчавую острую бородку и, улыбаясь,сказал:

— Пресвятая дева! У моего брата, господа,предусмотрительнейший ум. Ведь я мог бы неосторожно посетить его на корабле иувидеть там такие вещи, которые мне, как адмиралу Испании, было бы трудно незаметить.

Эстебан и Блад тут же с ним согласились. Затем Блад, поднявстакан, выпил за процветание Испании и за гибель идиота Якова, сидящего наанглийском престоле. Вторая половина его тоста была вполне искренней.

Адмирал рассмеялся:

— Синьор! Синьор! Жаль, нет моего брата. Он обуздал бываше неблагоразумие. Не забывайте, что его католическое величество и корольЯков добрые друзья, и, следовательно, тосты, подобные вашим, в этой каюте,согласитесь, неуместны, но, поскольку такой тост уже произнесён человеком, укоторого есть особые причины ненавидеть этих английских собак, мы, конечно,можем выпить, господа, но… неофициально.