Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И о чудовище.
Говорят, утро вечера мудренее. Проснувшись утром, Геста уже несколько иначе смотрела на вчерашнюю легенду, да и на жизнь вообще. Нет, впечатление не рассеялось, наоборот, оно очищающей душу грустью так и осталось на сердце. И все это прочно связалось у нее с Язом. А мысли о нем заставляли ее смущаться и краснеть.
Но возникло другое.
Она впервые задумалась о том, что тот огромный страшный ящер, которого она, к слову сказать, не боялась, в действительности ее МУЖ. Геста помнила брачную церемонию, и зачарованные свитки пергамента, которые она подписывала кровью. Все было проведено строго по закону, как это бывает при оформлении договорных браков.
У Гесты в голове не укладывалось, ЗАЧЕМ?
И все же…
Пока прибиралась, прокручивая все это в голове, появился ящер. Геста невольно вздрогнула, как раз думала о нем, а он неожиданно возник. В первый момент растерялась, краска бросилась в лицо. Полезли в голову панические мысли: а вдруг он заметил нить, а что он мог подумать?
Однако ящер если и заметил что-то, не подал вида. Он осторожно опустил на пол накрытую скатеркой корзину, от которой одуряюще пахло свежими булочками. От этой его странной заботы девушка растрогалась, стала благодарить. А ящер в ответ только кивнул, как-то странно отворачивая голову, потоптался на месте.
И уже повернулся, чтобы уйти, как Геста неожиданно для себя спросила:
— Тебя ведь зовут Зэйн?
Зэйна как будто прострелило всего. Он замер от неожиданности. Было что-то великое и сильное в том, что она назвала его по имени, словно дала новую жизнь. Заколотилось сердце сумасшедшей надеждой. Захотелось сбросить все это чудовищное, показать ей себя настоящего, быть с ней…
Но. Он сам лишил себя этой возможности. Проклятое обещание.
Душа возмущалась, цепляясь за свое безумие еще несколько секунд, Потом он обернулся к девушке и глухо пошелестел:
— Да, Зэйн мое имя. — И решился взглянуть ей в глаза, пытаясь понять, ЧТО она видит, когда смотрит на кошмарного монстра.
Светящиеся голубые глаза были чисты.
Когда-то давно в покоях Зэйна был бассейн с прозрачной голубой водой, в нем среди лотосов жили золотые рыбки. Глаза девушки напомнили ему воду. И как под гладкой поверхностью виделись ему в воде юркие рыжие рыбки, так и сейчас он улавливал в ее глазах обрывки мыслей. Он искал брезгливость, неприязнь. А видел скрытую печаль и какое-то непостижимое понимание.
Девушка улыбнулась чуть виновато и смущенно, пожала плечиками и сказала:
— Спасибо тебе, Зэйн.
У него сдавило горло, Смог только кивнуть, шумно выдохнув. И к чертовой матери сбежал, не понимая, что с ним творится.
После вчерашнего разговора с отцом, Зэйн очень многое передумал. Тайна его рождения, ужасная смерть матери, тройное предсказание… Он все пытался сопоставить в уме фразы Оракула. Искал в них скрытый смысл, понимая, что главное, скорее всего, так и осталось неузнанным.
Но это только отбрасывало его в болезненную гущу несбыточных надежд и глухого отчаяния. А когда наступило эмоциональное истощение, душа потянулась к единственному светлому, что сейчас было в его жизни.
Зэйн едва смог дождаться утра. Хотелось поскорее покончить с обязательным визитом ящера. Оставить ей еду, а потом наконец явиться самому. Чтобы…
И тут она назвала его по имени.
Его. Чудовище.
Когда буря в душе немного улеглась, он пошел к ней, стараясь привести в порядок свои чувства и мысли. Она не должна видеть, знать, что с ним происходит. Нельзя.
Однако с трудом достигнутое хрупкое душевное равновесие тут же испарилось, стоило ему увидеть, что она стоит, оглядываясь по сторонам, на нижних ступенях лестницы. Ждет его.
И снова сердце выпрыгивало из груди, а кровь стучала в висках.
— А, Яз! — махнула она ему рукой. — Иди скорее.
И завозилась, стараясь зацепить второй конец нити:
— Помоги.
Пришлось безжалостно подавить волнение. Зэйн сказал, пряча глаза:
— Давай я, а ты неси свои оковы.
Понимал же, что голос звучит неестественно глухо и резко, но ничего не мог с собой поделать.
Убежала. Мужчина выдохнул несколько раз, надо успокоиться. Через полминуты раскрасневшаяся Геста вернулась, неся соединенные цепочкой ножные браслеты.
— Вот. Уффф, они такие тяжелые!
— Да, уж, — пробормотал Зэйн, пристраивая их аккуратно над самым полом, чтобы не сильно оттягивали нить.
А она уже щебетала:
— Пошли, мне Зэйн сегодня такие булочки принес!
Зэйн замер, словно его ударили. Внутри все кричало:
«Я Зэйн. Это я Зэйн!»
Но вслух он сказал, скептически выгнув бровь:
— Ну что ж, посмотрим, что там за булочки.
Он смотрел, как прикусывают румяный колобок ее белые зубы, а на губах остается сладкая пудра, и с ним творилось что-то непонятное.
— Ты ешь, бери еще, — проговорила она с набитым ртом и прищурилась, смахивая пальцем сладкую крошку из уголка губ. — Интересно, где Зэйн берет все эти вкусные штуки?
Его от ее слов словно морозило и жгло одновременно. Какая-то часть души молила:
«Узнай же меня. Это я Зэйн. Догадайся».
А другая мрачно насмехалась, наполняя его горечью:
«Помни о своем проклятом обещании».
Не выдержав этого гнетущего состояния, Зэйн просто отбросил все мысли. Отбросил все, кроме одного. Дано ему наслаждаться этими минутами здесь и сейчас, он будет. Он возьмет от каждого мгновения все.
Это было ущербно, но на душе стало легко. Мужчина даже смог смеяться. А девушка опять разговорилась, вспоминая свою жизнь в Белоре.
— Знаешь, — шевельнула бровками Геста и принялась за очередную булочку. — Мне еще никогда не приходилось вести такую праздную жизнь. Царица Фелиса, она ведь меня не жаловала, наверное, потому для меня всегда находилась самая грязная работа. Ну… там, навоз вычистить, печи от золы. Снова навоз…
Она хихикнула:
— Представляешь, на что я была похожа?
И тут же смутилась:
— Ой, прости, ты кушаешь, а я про такие неаппетитные вещи…
— Да ладно, — махнул рукой Зэйн, что-что, а это уж точно не могло отбить ему аппетит.
А Геста потерла сладкие руки и сказала задумчиво:
— Мой настоящий отец, государь Мелиар, вообще в мою жизнь никогда не вмешивался, словно меня и нет. Но я не в обиде, у него своя жизнь. А у меня зато были папа Ким и мама Селла. И Ти, — улыбнулась и мечтательно протянула: — Мама Селла иногда пекла булочки…