Стыд и позор – испугаться какой-то бабы. Но меч в её руках наводил на очень невесёлые раздумья. Он, к сожалению, не воин, чтобы без душевного трепета идти на такой риск ради исполнения заказа. Нет, действительно, лучше вернуть задаток и не связываться с этой кузнечихой.

Ну её, в самом-то деле.

– Узкий клинок, вот и сломался, – вынес свой вердикт Юншань.

– Дело не в ширине, любимый. Отец делал такие же, и они не ломались. Я ошиблась, когда недостаточно тщательно его проковала. Возникла неоднородность, и… Ну, в общем, будут два кинжала.

– Успеешь их сделать?

– Успела бы, да неохота. Есть меч, есть кинжал, а третью вещь я на днях доделаю.

– Так мне и не покажешь? – хитро прищурился супруг.

– Конечно, покажу – как будет готова.

Словарный запас Яны пополнялся почти каждый день, но она ещё не умела многого сказать. А хотелось. Приходилось пользоваться языком взглядов. Хорошо, с мужем у неё установилось такое взаимопонимание, что не всегда даже слова требовались. Это как резонанс, когда два камертона настроены на одну волну. Люди, понятное дело, не камертоны, а приборчики немного посложнее, но аналогия очень точная. Стопроцентного созвучия двух людей нет нигде в мире, и никогда не было. Но довольно часто встречается, если так можно выразиться, совпадение частотного диапазона, и чем оно у людей сильнее, полнее и глубже, тем больше заслуживает права называться истинным чувством. В их случае совпадение было удивительным – несмотря на огромную разницу в воспитании и восприятии мира. Юншань сравнивал их с молотом и наковальней, и ещё шутил насчёт «что, вернее, кого выкуем?» Яна, смеясь, отвечала, что это зависит не от молота и наковальни, а от кузнеца. И тут муж с ней был согласен.

Кстати, он в последнее время частенько молился перед табличками с посмертными именами предков. Это был очень древний китайский культ, спокойно существовавший, как Яна читала, даже в её современности. Культ предков, родившийся в поистине незапамятные времена, пережил соседство с буддизмом, даосизмом, исламом, христианством, коммунистической идеологией, пройдя сквозь тысячелетия почти в неизменном виде. О чём мог просить пращуров практичный кузнец? Несколько слов, которые Яне удалось разобрать, пролили свет.

Юншань просил предков послать ему сына от любимой женщины. От неё.

Сказать честно? Она молила Бога о том же. О сыне от любимого.

– Господин сотник хочет выслушать тебя, – проговорил Юншань, глядя куда-то в сторону. – Я пригласил его на ужин после твоего экзамена.

– На ужин? – удивилась Яна. – То есть он хочет сперва послушать…

– Да. Он опасается, что твоя излишняя откровенность на официальном дознании повредит нам всем. Что хорошо для западных народов, не всегда хорошо для нас, и наоборот, это я и сам вижу. К примеру, твоя история с местью родственнику, убившему твоих почтенных родителей… Сотник – не хань, а тоба, он тебя поймёт. У них схожие обычаи, за убийство отца и матери положено мстить. Я сам считаю, что ты поступила верно: даже если в твоей стране попран закон, негодяй не должен уйти от наказания. Но в глазах закона империи ты будешь убийцей. Отмщение – привилегия государства. Потому это не должно покинуть стены нашего дома. Пусть сотник сам решит, что тебе говорить перед всеми, а о чём стоит умолчать.

– Разумно, – согласилась Яна. – Мне стоило сообразить это раньше.

– Сядь поближе.

Дети уже десятые сны видели, а они, засидевшись за вечерним чаем, всё так же соблюдали установления, не допускавшие не то что объятий – даже просто взяться за руки было неприлично. Но что-то, видно, сдвинулось в их отношениях. Как говорила бабушка Яны, супруги – как два камня с острыми краями, положенные в мешок. Либо стешут острия друг о друга и притрутся, либо прорвут мешок и раскатятся в разные стороны. Судя по всему, процесс «стёсывания острых граней» шёл полным ходом… Она передвинула подушку, на которой обычно сидела, поджав ноги по-персидски – сидеть по-китайски на пятках так и не смогла, – и устроилась поближе к мужу. И их пальцы тут же переплелись – сильные пальцы, привыкшие держать кузнечный молот.

– Это просто… чудо, любимый, – прошептала Яна, уткнувшись ему в плечо. – Чудо, что мы вообще встретились.

«Особенно если учесть, что между нами больше тысячи трёхсот лет, про тысячи километров вообще молчу…»

– Люди говорят, я даю тебе слишком много воли, – усмехнулся Юншань, осторожно проведя ладонью по светлым волосам жены. – Это верно. Просто я слишком сильно тебя люблю, чтобы держать в клетке наших установлений. Ты – не ханьская женщина, живущая в этой клетке от рождения до смерти. Я вижу твою душу, любимая. В ней нет места понятию «мужа нужно любить, кто бы он ни был, потому что так положено». Если ты не испытываешь настоящей любви, никакое чувство долга не заставит тебя… её изображать, даже очень искренне и талантливо. Пусть это особенность западного воспитания, но признаюсь честно, она мне нравится больше, чем наше «так полагается»… Отец женил меня по сговору, невесту я впервые увидел только на свадьбе. Ни единого дурного слова о ней сказать нельзя, она была образцовой супругой, но когда она умерла… Я не почувствовал ничего, кроме жалости к детям, которым придётся расти без матери. Тебя я выбрал сердцем. И теперь вижу разницу между «так полагается» и… чем-то настоящим, идущим от души.

– У меня было не так.

– Ты любила мужа, я знаю.

– Он получил выгодный заказ, – Яна удивилась сама себе: до сих пор воспоминания об этом чёрном эпизоде всегда сопровождались приступом душевной боли и слезами, а сейчас она говорила со спокойной грустью. – Собрал подчинённых, чтобы раздать им указания. Вот тут его и прихватило, у всех на глазах… Он умер почти мгновенно, без мучений. Но я… почувствовала себя так, будто умерла вместе с ним. Я ходила, работала, дышала только ради сына, долго ещё не жила по-настоящему… Через пару лет отпустило, но всё равно я запрещала себе думать о ком-то, кроме моего мальчика. Пока мы с тобой не встретились…

– И ты тоже выбрала меня сердцем, – Юншань завершил недоговоренную фразу. – Судьба?

– Да. Судьба.

– Значит, нам нужно быть особо благодарными ей за то, что позволила нашим путям пересечься. Мы уже дали друг другу так много…

– От меня у тебя больше неприятностей, чем хорошего, – вздохнула Яна.

– Переживу, – заверил её супруг. – Жизнь, в которой не происходит ничего неожиданного, знаешь ли, тоже надоедает.

– Потому ты согласился на переезд?

– У меня не было выбора. Мне вручили предписание и назвали день отъезда обоза. Но сказать по правде, я обрадовался… Наверное, я не самый обычный хань; мне не нравится жизнь, в которой годами ничего не меняется. Должно быть, бабушкина кровь сказывается, она была сяньби, – засмеялся мастер.

– Но нам предстоит жить среди самых обычных хань, – вдохнула жена. – Это для моего народа мнение соседей второстепенно, здесь оно очень важно, я уже поняла. Всё равно придётся носить маску.